— Ах ты, паразит такой, дармоед ходячий. Ты зачем девочку пугаешь? Совсем совесть потерял! — подбирается ближе, бадиком тыкает, причитает, пакетом с мусором на него замахивается. А длинная такса вокруг бабульки круги нарезает, лает, пританцовывает. Счастливая, довольная — наконец-то в центре событий. Бомжу рыком угрожает, оскалом белозубым, но близко не подходит.
— Давай руку, лапонька, — хватает меня за предплечье, на себя тянет. А у меня в голове мысль проскакивает, что это не лучшая идея. — А ну пусти, архаровец подлый. Сейчас тебя Мария Петровна научит уму разуму, — но в этот момент бомж странно изворачивается, меня выпускает из хищного захвата, но зато цапает за ногу бойкую старушку. С воплем: «Петрович, ты вернулся!» — радостно беззубо щерится.
Я лечу назад, с громким шлепком падаю на мягкое место. Успеваю только ахнуть, потому что дальнейшее развитие событий происходит как в кино.
Словно Пизанская башня, пышная пенсионерка, вереща, размахивая отходами, заваливается сверху на бомжа. При этом тащит за поводок испуганно визжащую сосиску-таксу, которая плюхается теплым пузом прямо алкашу на лицо.
Не ожидавший такого сюрприза пьяница, придавленный грузным телом, взвывает. Отчаянно сквернословит в эфир. Активно брыкается, ерзает, норовит скинуть с себя мохнатое существо в придачу с тучной бабкой. И не замечает, как приближается к опасному спуску.
Поскользнувшись на грязной, сальной одежде, вверх тормашками, словно бобслеист, стартует вниз. С вскриком: «Петрович, ну ты чего?» — Обиженно прыгает по крупным горбатым ступеням. А на нем верхом, как на санях костяных, старушка с псом едут, завывают отчаянно. Напуганы оба до полусмерти.
Седой цветочек хуже бомжа бранится. Да еще пакет с отходами взмывает ввысь, разрывается, и оттуда градом разноцветным в воздухе рассыпается пищевой утиль.
Я сижу с отвисшей челюстью, медленно хлопаю ресницами. Ошарашено наблюдаю, как шкурка от банана падает псу на морду, и тот отчаянно вгрызается в нее зубами, терзает, мотая носом в разные стороны. Пластиковая бутылка из-под молока опускается прямо бабке в руки, и она отшвыривает ее в стену. При этом брызги, остатки прокисшей жидкости, долетают даже до меня. А острая жестяная консервная банка от шпрот больно долбает бомжа в лоб, поэтому из его глаза выкатывается скупая полупрозрачная слезинка, а лицо мучительно перекашивается. Он широко распахивает беззубый рот, чтобы втянуть кислород, но туда, экстравагантно покачиваясь, опускается скользкая шкурка от сливочной сосиски.
Остальной мусор разлетается по периметру, повисает на перилах, прилипает к выкрашенным в зеленый цвет бетонным стенам, оседает на полу.
Если вы думаете, что на этом мои фееричные приключения закончились, то хочу вас глубоко разочаровать. Потому что по какой-то непонятной причине всем людям достался режиссер как режиссер, а мне, по-моему, паршивый комик.
Эта странная, ревущая благим матом неустойчивая конструкция, долетев до следующего пролета, со всей силы врезается в противоположную стену и активно разваливается на отдельные элементы.
Бедная, перепуганная шавка, видимо, находясь в состоянии аффекта, не знаю уж за какие такие земные грехи, первым делом вцепляется острыми зубами в руку собственной хозяйки. А та, отчаянно визжа, немедля бьет сардельку по длинной морде и, схватив за кожу в районе спины, отшвыривает в мою сторону.
Обиженно скуля, гладкошерстная такса плюхается на пол, быстро перебирая короткими лапками, переворачивается на живот и кидается ко мне. Я не успеваю ничего понять, только вижу, что псина проносится мимо, а в боку неприятно жжет.
О себе думать нет времени, потому что снизу доносятся истошные стоны. Людям, уверена, очень плохо. Поэтому незамедлительно хватаюсь за сумку, ищу мобильник, чтобы вызвать скорую помощь. Рассеянно объясняю оператору, что бабка на бомже скатилась по ступеням вниз, и они протаранили стену многоквартирной пятиэтажки. Не знаю, отчего на том конце странная женщина подхихикивает в голос. Ведь мне не смешно: там, внизу, старушка с бездомным никак расползтись не могут, опять драться начали.
Прошу на всякий случай вызвать к нам полицию, потому что, если вдруг вернется некий ранее упомянутый Петрович, то ситуация усложнится не на шутку. — Хватаюсь лапками за перила, поднимаюсь на тонкие конечности, смотрю вниз на воюющих, не понимаю, что делать дальше. Благо, на площадку разбуженный нашими истошными воплями выскакивает сонный, в майке и семейных трусах сосед из квартиры 107. Оценив ситуацию и окинув меня изучающим взглядом, сбегает к пострадавшей парочке.