— Делай то, что должен.
— Лена, скажи ему, — воскликнула Ханна, удивив меня своим напором. — Ты ведь не…
— Мама, — прервала я, понимая, что, скрывая правду от Кавьяра, подписываю себе смертный приговор.
По сути, это была игра с огнем. Промолчать о том, что на телевидении не назвала имени грека, было высшей мерой глупости, и Ханна осознавала, чего я добиваюсь от Клио. Мне хотелось раз и навсегда разобраться в его чувствах и отношении ко мне. Если отпустит, значит действительно стал другим. Убьет…
— Что ты должна мне сказать, Летти? — знакомый хищный прищур и морщинки во внешних уголках глаз.
Я задрала подбородок, проявляя упрямство.
— Только то, что не сомневалась в твоем появлении здесь. А как же иначе? Разве ты смог бы позволить мне жить?
Взгляд Кавьяра вспыхнул, растопив горький шоколад бездонных глаз. Он разозлился. Подался ко мне и, положив ладонь на затылок, сильнее прижал оружие ко лбу, оставляя отметину.
— Вижу, ты забыла, как подставила меня, — процедил грек сквозь стиснутые зубы, буравя горящим взглядом. — Из-за твоего глупого героизма погибла пленница, пострадал Тео. Меня едва не уничтожил Мэттью, воспользовавшись моей беспомощностью и твоим побегом. Пусть это и спасло от расправы «Черного Креста», но все же мало кто поверил в то, что я не причастен к нападению на Мухамеда… Он это просто так не оставит, поверь.
— Араб жив? — выдохнула я в ужасе.
— Представь себе, да. И теперь ты для него — враг номер один.
Хотя мне было страшно, внутри начала теплиться надежда. Клио совершенно очевидно тянул время. Значит не хотел убивать.
— Но я не доставлю ему такого удовольствия, — отошел на шаг назад. — На колени.
Сердце оборвалось. Похоже, я ошибалась на его счет. Клио — убийца.
— На колени, немедленно, — повторил Кавьяр, грубо рванув меня за рукав.
Ткань треснула, я упала, растянувшись на полу. Приподнялась, но грек не позволил встать полностью. Удержал меня пистолетом, вновь прижав его ко лбу. Я подняла глаза: ни презрения, ни ненависти, ни злости. Темнота в душе Клио заиграла новыми оттенками, словно приобрела нечто светлое и непоколебимое. То, что не позволяет человеку упасть ниже, не дает провалиться в бездну, удерживает на плаву. Что-то незнакомое, но когда-то прочувствованное мной. Просто я забыла, каково это испытывать притяжение, нежность, уважение. Все в этот миг внезапно раскрылось передо мной, и я поняла — если выживу, возможно, поменяю мнение о греке.
— Стреляй… — почему-то прошептала я, не замечая, что по щекам от страха текут слезы.
— Стреляй, Клио.
За спиной заскулила Ханна.
Кавьяр прожигал меня взглядом насквозь, не моргая и не двигаясь. Он не скрывал эмоций. Абсолютно не смущался той гаммы чувств, что отражалась на его лице. Грек буквально обволакивал меня своей тьмой.
Не ясно было, сколько прошло времени, но решимость в резком движении Клио, когда он оттолкнул меня, безумно напугала.
«Это конец…» — пронеслось в голове, и мое тело налилось свинцом.
Я так и осталась сидеть перед греком. Он долю секунды раздумывал, затем внезапно отвернулся и, сжав голову руками, прокричал:
— Убирайся отсюда! Уходи!
Судя по тому, как он орал, времени у нас с Ханной было очень мало. Кавьяр мог передумать. До конца не веря в происходящее, я отползла к дивану и, вскочив, вцепилась в руку матери.
— Вставай, — шепнула я, потянув Ханну к себе. — Вставай же.
Хави отвернулся, видимо, позволяя нам уйти, не опасаясь выстрела в спину.
Наконец, заплаканная мама оторвалась от дивана и рванула к выходу, по пути подобрав с пола свою сумку. Уже проходя мимо Клио, я притормозила. Он так и стоял спиной ко мне, ссутулив плечи. Беспомощный и раздавленный.
— Уйди, — прохрипел Кавьяр, немного повернув голову. — Пока не поздно, уезжай из этого города. Туда, где я не найду тебя. Пожалуйста, немедленно уезжай.
Столько времени потрачено впустую. Столько я сомневалась, пыталась разобраться, металась, не зная, что за камень повис на сердце. Оказалось все до смешного просто. Банальная жалость. Банальное сочувствие. Банальная привязанность.
Как только я подалась в сторону грека, он, почувствовав это, резко обернулся и, направив на меня пистолет, снова выкрикнул:
— Вон! Пошла вон отсюда! Живо!
На лбу Клио выступила испарина, а поза была напряженной. Глаза, подернутые дымкой, горели. Я попятилась к двери.