— Ах, вот оно что… — прошипела я сквозь стиснутые зубы, за напускной злостью скрывая истинный страх, тот самый — мерзкий и липкий, от которого по спине, вдоль позвоночника пробегают неприятные мурашки.
— Здравствуй, Летти. Или предпочитаешь, чтобы тебя звали Леной? — наглая физиономия грека расплылась в довольной улыбке.
Он рассматривал меня — «жертву» — так, что стало совсем плохо, и я действительно почувствовала себя жертвой. Особенно, когда карие глаза ощупывали грудь. Это не был масляный взгляд человека, пресытившегося женским вниманием, которому нужно лишь повалить несчастную и надругаться над ней, напротив, глаза Кавьяра исследовали мою фигурку так, как если бы в уме он прикидывал, хватит ли у меня выдержки на его «игры», и я буквально окоченела от сквозившего ледяного холода из глубины почти черных глаз мужчины.
— Да, — причмокнул Кавьяр, переведя взгляд на мое наверняка мертвенно-бледное лицо. — Неплохо бы немного поправиться.
— Ты… ты совсем… что ли? — едва вымолвила я, словно бы одеревеневшими губами, и нелепо добавила, — недоделанный! — И тут же дернула за ручку дверцы, но тщетно — мою ладонь перехватили.
— Сиди тихо, — машина плавно тронулась с места. — Все равно тебе никто не поможет. Будет лучше, если ты сразу возьмешь себя в руки и внимательно меня выслушаешь.
— Да вы что?! Рехнулись оба? — выплюнула я с внезапно накатившей злостью и тут же получила легкую, но достаточно звонкую пощечину, чтобы, оторопев от такой неожиданности, начать хватать ртом воздух, ни за что не позволяя себе потереть щеку, горящую огнем.
Кавьяра же выдали лишь дрогнувшие ноздри, а в целом, он был спокоен. Мужчина поправил лацкан своего пиджака и улыбнулся мне самой невинной улыбкой.
— Терпеть не могу, когда меня не слушаются, — пояснил он равнодушно. — Ты должна вести себя, как женщина, а не как уличная девка. Это ясно?
Хотя мне и хотелось поделиться с этим чудовищем своими мыслями, в основном состоящими из русских матов, но все же я промолчала и подумала, что пока неплохо бы послушать, что он скажет, иначе не избежать боли. В конце концов можно отрешиться и обыграть в своем воображении все происходящее как постановочную сцену.
— Умница, — кивнул грек с непроницаемым лицом. — Думаю, бармен уже объяснил тебе, кто я такой…
— Мерзкий извращенец… — себе под нос просипела я.
— …и ты должна была сделать вывод, что мой выбор пал на тебя. Прими это как неизбежное. Так будет легче. Я не избиваю свою девочку, если она не нарывается на грубость самым наглым образом...
— П-позволь… позволь кое-что спросить…
— Еще я ненавижу, когда меня прерывают, — повысил голос Клио, но, немного подумав, добавил, — ладно, на сегодня я тебе прощу все. Однако впоследствии поблажек не жди.
Меня все-таки накрыла волна паники. Одним махом. На плечи резко навалилась беспросветная тоска. Даже рыдать захотелось.
«Ну уж нет. Не дождешься, урод, такого счастья. Я найду способ, как от тебя отделаться».
Но это был самообман. Изначально стало ясно — мне не выбраться.
— Спрашивай, — напомнил о своем присутствии мафиози.
Я вздохнула, заставляя себя разозлиться — так легче.
— Что случилось с предыдущими девушками? — поинтересовалась я, как будто сейчас это имело какое-то значение. Впору о себе позаботиться, а не о ком-то неизвестном, о заложницах… или наложницах. — Ты их убил?
Кавьяр долго рассматривал мое лицо, и я тоже не отводила от него взгляда.
— Будешь вести себя плохо, тебя постигнет их участь.
«Вот так просто? И это ответ? Один пафос… ничтожество».
— Пожалуйста, отпусти. Ты же совсем меня не знаешь. Мне нечего тебе дать, — попросила я тихим голосом и тут же пожалела об этом.
Кавьяр резко подался ко мне и одним движением руки придавил к сиденью так, что в глазах потемнело, а мое и без того разрывающееся от страха сердце ухнуло куда-то вниз. Его лицо застыло в паре сантиметров от моего, вспыхнувшего. Я даже ощутила запах сигарет с ментолом. Глаза этого монстра оказались не просто карими, а с легким стальным оттенком, как будто душа у этого человека напрочь отсутствовала, как будто он был пустым, словно жуткая черная дыра, та самая, что в бесконечной невесомости втягивает в себя все проплывающее мимо нее. И вот действительно, глаза — зеркало души.
— Ты больше никогда, слышишь, никогда не заикнешься об этом, — прошипел Кавьяр. — Будешь делать то, что я скажу, и я сам решу, сколько времени ты со мной проведешь. Поняла? Отвечай!