— Да здравствует брат! — пронеслось над огромной армией. У ребят прекрасно налажено оповещение. Еще бы не толкались так сильно, вообще все прекрасно было бы.
— Держи, брат! — один из нелюдей, мужичок с синюшным лицом и впалыми до задней черепной коробки, глазами, вырвал из моих рук сучковатую палку, заменяющую оружие, и всучил короткий меч. Слегка деформированный и абсолютно тупой. Наверняка выкопали на старых курганах.
Армия нелюдей, словно по команде, разом отхлынула от стен на безопасное расстояние и, словно на деревенском спектакле, уселась на вытоптанную многочисленными ногами землю. Некоторые вытащили из карманов сахарные косточки не первой свежести.
Меня, естественно, оставили одного. С тупым мечом и озадаченной физиономией. Значит, поддержки ни с земли, ни с воздуха не ожидается. Это и хорошо, и плохо. Конечно, работать в одиночку всегда неинтересно. Да и вредно для здоровья. Особенно, если учесть, что на стенах замка есть кому за мной присмотреть. И в случае чего выпустить пару сотен серебряных стрел.
Где-то на краю армии нелюдей возникло неясное движение. Оно быстро приближалось, пока я не понял, что нелюди, повинуясь толи инстинкту, толи еще чему-то, вскидывают к небу руки и организуют волну. Вместе с этим они дружно, во всю глотку заскандировали:
— Брат! Брат! Брат!
Даже защитники замка перестали вести прицельный огонь. Наверно, их тоже заинтересовал придурок, торчащий одиноким пеньком посреди поля, и собирающийся захватить крепость.
Я покачал головой, вздохнул, сказал:
— Бардак.
И, опасливо поглядывая на башни, двинулся к лестнице.
Отвести десяток другой стрел не составляет особого труда. Есть специальные заклинания, призывающие на помощь духов защитников. Есть колдовские отворотные травки. Есть, в конце концов, Сфера Невидимости. Но ничего из вышеперечисленного не годится. Если станут стрелять, то все разом. Травку надо собирать в строго отведенное для этого время ода. А Сфера Невидимости работает исключительно на представителей нечистой силы.
Я быстро проконсультировался с душами тех, кто был во мне. Ничего. Ни одно из многих сознаний не знало, чем помочь бедному варркану. Ни колдуны, убивающие жарким огнем все живое в радиусе ста метров. Ни воины, грозно бряцавшие оружием. Никто, кроме человеческого сознания. Оно одно вылезло вперед и подленько так посоветовало смываться ко всем чертям. За что тут же было запихано в темные участки мозга с пометкой «до востребования».
Нелюди за спиной надрывались, устав махать руками. Замок молчал, ожидая, что будет дальше. А мне надоело топтаться и крутить шеей.
Прикрыв один глаз и сжав поплотнее зубы, я поставил правую ногу на перекладину лестницы. Подождал несколько секунд. Вроде ничего. Поставил вторую ногу.
Сверху раздался голос:
— Идиот!
Я могу ошибаться, но, по всей видимости, идиотом обозвали меня.
— Эй! Там! — я задрал голову и посмотрел вдоль отвесно нависающей надо мной стены, — Не стреляйте!
— Парламентарий что ли? — ответили сразу же.
— Он, он! — отвечать, кто я на самом деле смысла не было. Не поверят.
— А мы парламентариев не принимаем! — голос сверху слился со звуком освобожденной тетивы и прямо перед моим носом, в перекладину, за которую я держался, вонзилась серебряная стрела. Неприятно.
— Я не нелюдь, — оглянувшись на нелюдей, возбудившихся от только что произошедшей сцены, зашипел я, — Я человек.
Но наверху мало верили словам.
— Из тебя человек, как из меня упырь со средним образованием.
Очевидно, эта шутка в здешних местах пользовалась неизменным успехом, потому что сверху донесся дружный хохот защитников. Но так как мне самому смеяться было несподручно, я не оценил юмора.
— Я с миром иду, — сообщил я, и, в подтверждение своих слов, отбросил тупой меч. Из лагеря нелюдей донесся восхищенный вздох. Наверно решили, что я с голыми руками замок приступом возьму, — Вот видите! У меня ничего нет.
Наверху немного посовещались, потом голос, который посчитал, что из него не выйдет упырь со средним образованием сообщил решение:
— Валяй, нелюдь. Только медленно, медленно. Трошки дернешься, мы тебя разом на сало пустим. Усек? Для нас, хороший нелюдь, это мертвый нелюдь.
Другое дело. Теперь главное, без проблем подняться, а там выясним, кто есть кто. Неприятное это занятие, по лестницам лазать. Дурацкое чувство, что твоя макушка превращена в медленно движущуюся мишень для стрельбы из луков. А вдруг у кого нервы не выдержат? Жизнь летящей стрелы коротка. Или в небо без толку, или по самое оперенье в мясо. Второе хуже и гораздо короче. Не уследить.
Голова поравнялась с краем стены, и суровый голос потребовал:
— Руки за голову, ноги на ширину плеч. Закрой глаза, парламентарий хренов, и не чуди.
Пришлось подчиниться.
Ловкие руки накинули на лицо матерчатый мешок, пропахший навозом и мышами, потом ухватились за запястья и помогли перелезть на площадку.
— Ишь ты, — кто-то старательно меня ощупал, — Видать недавно закачурился. Совсем свеженький. Даже не воняет.
— Точно, — хозяин второго голоса больно ткнул меня пальцем в живот, — Толстый и упитанный. Разодет, как пугало огородное.
— Может, не нянчится с ним, а замочить прямичко тута? — поинтересовался первый.
— Папа рассердится, — совершенно справедливо заметил второй, — Свяжи-ка ему руки, а то они черти хитрые, на все способны. И на шею удавку не помещает.
Сказано, сделано. На шею накинули удавку и затянули так, что я чуть не захрипел от обиды и нехватки воздуха.
— Не дергайся! — предупредил голос, упирая в спину тяжелый, твердый предмет, предположительно топор, от которого за версту разило серебром, — А теперь весело ножками двигай. Сейчас папу нашего увидишь. Уж он-то с тобой пообщается по всем правилам.
По производимому защитниками шуму я определил, что меня сопровождают пять человек. Двое ведут под мышки, один постоянно тычет топором в спину, оставшиеся держат мою голову под прицелом.
Мы куда-то спускались, подымались, двигались по переходам, по мостикам. Сначала под ногами был камень, потом земля. Потом снова камень, и закончилось все шуршащей соломой.
— Стой, парламентарий, — я остановился, — Руки растопырь! И лапы свои на ширину плеч изволь.
Я развел руки в ширину. Готовясь принять объятия обрадовавшегося человечества. Но человечество не обрадовалось, а быстренько прихватило руки новыми путами. Теперь уж совсем приятная картина получилась. Голова в потемках, руки распяты, хорошо хоть, что кляп в рот не вставили.
— Может, кляп ему всобачить? Или зубы предварительно выбить, чтоб не кусался?
Если бы спросили меня, то я согласился бы на первый вариант.
— Снимите мешок! — значит решили, что с зубами менее хлопотно. А может и нет. Это не сопровождающие меня лица, а новый персонаж.
Властный, достаточно мужественный голос. Мужчина пятидесяти лет. Белый. Рост средний, полнота средняя. Чирей на левой ягодице, кариес на четвертом зубе сверху. Изжога по утрам. От кислого вина. Постоянная мигрень. От набегов нелюдей. Мысли все больше о безопасности замка.
Кто-то подбежал и стал стаскивать с меня мешок, к которому я даже и привык.
— У папы сегодня настроение паршивое, — прошептал голос, — Станешь выпендриваться, враз в расход пустит.
Голова благополучно освободилась от вонючей темницы, и передо мной предстала весьма занимательная картина.
Мы, я и хозяева замка, находились на скотном дворе. На бывшем скотном дворе. Мое тело привязано к изгороди. Хозяева, естественно, свободны и чувствуют себя достаточно непринужденно.
Из нормальных людей я и, как и предполагалось, крепкий мужик пятидесяти лет с проплешиной на голове. Серебряная кольчуга, короткий меч на поясе из того же металла, руки сложены на груди. Лицо суровое, взгляд пронзительный, настроение паршивое.
Что касается остальных, то здесь мое сознание произвело сбой и загудело, как испорченный трансформатор.
Рядом со мной стоял упырь натуральный неразвитый. По определению, но не по сущности. Именно данный представитель славного семейства упырей оказался достаточно развит, и в маленьких глазах его блестели вполне одухотворенные искорки. В руках серебряная секира, на голове металлический горшок. На груди кожаный панцирь с серебряными застежками. Примечание — секира опасно близко поднесена к горлу. Моему, естественно.