– А нет чего-нибудь покрепче?
Она потянулась вниз. В её руке сверкнула блестящая фляжка, из которой она щедро подлила в стаканчики что-то пахнущее алкоголем.
– Наслаждайся.
И тут меня переклинило. Давясь словами, я взахлёб делился с ней всем, что было в моей душе. Мои руки мелко дрожали, я путался в словах и терялся в пространстве, но не замолкал ни на секунду. Я выложил ей всё, что надо и не надо: в её лёгком дыхании я чувствовал безоговорочное спокойствие и надёжность. Она, казалось, целиком и полностью погрузилась в мою историю и наполнилась сочувствием. Соня не издавала ни единого звука до тех пор, пока я на выдохе не выплюнул смачное: “Конец!” и залпом опрокинул в себя содержимое стаканчика.
– Во дела, – присвистнув, выдала она. – Ядвигу-то конкретно понесло…
– В смысле?
Софья неопределенно пожала крупными плечами.
– Ну, раньше она не слишком изощрялась. Просто сливала, да и всё…
Я горько усмехнулся.
– Получается, мне повезло больше всех?
– Вроде того, – по лицу девушки пробежала невнятная гримаса. – Хорошо, что собак на тебя не спустила.
– Каких?
– Голодных, – ответила моя собеседница, подливая себе кофе в чашку. – А что? Моя подружка с одним встречалась, тот собак очень любил, в деревне целая псарня у него была… эта оторва переспала с его братом… и что?
Действительно, и что?
После попытки выдержать эффектную паузу она продолжила:
– Тот узнал, повез её в деревню и всю псарню свою на неё натравил.
На миг у меня внутри всё сжалось.
– И что с ней?
– Никто не знает, – Соня смешно поджала губы и закатила глаза. – Так что радуйся, что Ядвига тебе ничего не откусила, – с этими словами она игриво ущипнула меня за бедро.
Возможно, под воздействием вина она показалась мне очень красивой. Её бледные щёки в свете ламп казались очень мягкими и влекущими. А что, если я поцелую её, чтобы проверить?
Мои руки будто сами собой обвили её талию. Я закрыл глаза и потянулся к её губам. В моей фантазии играла тихая романтичная музыка и летела прочь её белая рубашка.
– Эй, эй, притормози! – она отпихнула меня. – Без рук, без губ и без прочих гадостей.
Я ощутил жар на щеках и отодвинулся от неё.
– Прости, я… подумал, что ты хочешь…
– С тобой нет. Зря тебе Ядвига ничего не откусила!
Полный, беспросветный придурок.
– Извини…
– Да проехали, – хмыкнула она, – что, в первый раз что ли? Лучше скажи: с Анфисой что?
Я помотал головой в попытках отвлечься. Кофе с коньяком туманил мне разум, и я терял нить разговора.
– Что?
– Ну, что с Анфисой-то твоей?
Я досадливо поморщился и махнул рукой:
– Жива и ладно.
– Да, это хорошо. Меньше сидеть придётся.
На миг в голове всё смешалось, а сердце неприятно замерло.
– Что?
– А ты думаешь все такие наивные? Свидетелей не опросят, отпечатков не снимут? Это так не работает!
И тут мне стало страшно. Кажется, пока она не сказала, я и не осознавал, что это преступление не только перед Анфисой, и угрызений совести будет недостаточно.
– И что же мне делать?
Соня почесала пальцем подбородок и ответила:
– Не дёргаться. Спокойно сидеть, пока за тобой не придут, а там содействовать следствию. Можно даже чистосердечно признаться – авось срок скостят.
У меня кровь застыла в жилах.
– Ой, ладно, – неожиданно девушка заторопилась. – Помещение скоро сдавать, а мне ещё собирать тут всё. Иди домой, и чтоб без глупостей.
На негнущихся ногах я прошёл за ширму, там избавился от розового костюма и оделся в одежду, в которой пришёл утром. Сердце долбилось в рёбра, будто желая выломать их изнутри, разорвать кожу и выпрыгнуть на холодный грязный пол, расплёскивая во все стороны горячую алую жидкость.
Я скомкано попрощался с Софьей и, держась за стену, медленно спускался вниз по лестнице. Меня шатало и мутило, руки дрожали.
Меня посадят.
Осознание било меня в виски чёткими гулкими ударами.
Я настоящий уголовник. Мне светит срок, наверняка немалый.
Всё моё тело обдало холодным потом. Я едва удерживал своё тело в вертикальном положении.
Что же скажет мама?
Мне представилась тюрьма. Я не так много о ней знал, и все этим сведения были совсем невесёлыми – из баек, которые как-то травили ребята, да я сам читал в интернете. Совсем не улыбалось стать их героем.
А то, что я им стану, очевидно. Я худой, неспортивный, хрупкий. Лицо гладкое – одни эти усики уродские торчат. Там таких любят…
Мне нельзя в тюрьму. Ни под каким предлогом.
И что делать?
Я спустился на первый этаж и трясущимися руками выдавил в стаканчик немного воды из кулера, стоявшего в коридоре. Залпом осушил. Затем ещё.