– У этой тоже фары.
– У той были никелированные… Она найдется. Вы на кухне смотрели?
– Смотрел.
– А за плитой?
– За плитой еще не смотрел.
– Может, она там?
Григорий Борисович вынул из стола рейсшину. Долго водил ею за газовой плитой. Выкатил оттуда россыпь дряни, напоминавшей экскременты.
– Не густо, – сказал писатель.
– Найдется, – в который раз повторил Ариэль…
Короче, лето превратилось в ад. Ариэль появлялся, как тень отца в "Гамлете". Ужасом веяло на писателя от его слов:
– Не беспокойтесь. Она найдется.
Писателю снились автомашины. Они съезжались к нему, беспомощному – черные, громадные. Капоты их были угрожающе подняты. Никелированные фары сверкали.
Писатель обратился к Мишкевицеру. Тот сказал:
– Да бросьте. Подумаешь, машина. У него их целый автопарк. Найдется… Вы на чердаке смотрели?
– Нет у меня чердака, – сказал писатель. Он почувствовал, что близок к нервному срыву. Забросил все свои дела. Позвонил в Нью-Йорк литературному агенту Гордону Брукмайеру.
– Помнишь, Горди, ты хотел отдать мне свой автомобиль?
– Бери. Он только даром место занимает.
– Какая марка?
– "Бьюик-ригал", восемьдесят первого года. Что называется, в рабочем состоянии. Для новичка в самый раз.
– Фары никелированные?
– Вроде бы.
– Капот поднимается?
– Как это? Зачем ему подниматься?
– Не поднимается капот?
– Поднимается, когда надо.
– Ну, слава Богу…
– Радуйся, мизерабль, – сказал Ариэлю писатель, – ликуй. В четверг тебе пригонят настоящую машину.
– Новую?
– Почти. "Бьюик" восемьдесят первого года.
– Знаю, – сказал Ариэль, – всего шесть цилиндров. К тому же я еще маленький. А когда вырасту, дядя Леня подарит мне новенькую "Тойоту"…
Писатель удалился, сгорбившись, жестикулируя и беззвучно шевеля губами.
А потом все разъяснилось. Машину утащил хозяйский пес Дунай. Она поблескивала в глубине его невзрачной будки, как сокровище. Когда хозяин вытащил машину, на боках ее обнаружились глубокие следы зубов.
Теперь писатель часто видел Ариэля около собачьей конуры. Мальчик приближался к Дунаю, беседовал с ним. Что-то внушал ему настойчиво и мягко. Дунай виновато скулил и припадал к земле. Задние лапы его судорожно вздрагивали.
– Ничего, – издали шептал Григорий Борисович, – потерпи. Лето все равно уже кончается.