— И самое интересное, что египтяне тоже знали только цифру один.
— Что? Не может быть? — моему удивлению не было предела.
Тут он начал объяснять, как можно прекрасно обходиться и с одной цифрой, если знать, что и как делать. И это для меня оказалось открытием.
— Но это еще не все. Вот скажи, какие цифры были у римлян, то есть вспомни про римские цифры.
— А, это те, что палочками пишутся?
— Да, именно, палочками.
— Итак, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять. Мне что, все перечислять?
— Ты убежала уже далековато, а назвала всего-то три цифры.
— Не поняла, что значит три? — и, помолчав, осторожно и уже неуверенно сказала. — Десять.
— Нет, не десять, а только три, а именно: один, пять и десять.
Я задумалась, стараясь разложить в уме их по порядку, и тут я осознала простоту цифр. Наверное, он увидел на моем лице улыбку и тоже засмеялся.
— Я тоже так думал, как и ты. У римлян мало цифр, вот к примеру: 1 (I), 5 (V), 10 (X), 50 (L), 100 (C), 500 (D), 1000 (M). И чтобы набрать 1995 год, они делали следующее. — Валерка присел и стал пальцем выводить символы в пыли. — Вот что получается: MDCCCCLXXXXV.
— Что? — я была поражена тому, что такая простая цифра, а получилось ужасно непонятно.
Стояла с открытым ртом. Вот это да, а я всегда думала, что это не так. Мы шли и смеялись над собой, над тем, что никогда не думали о таких простых вещах.
— А теперь вспомни про арабские цифры.
— Ну нет уж, я опять все напутаю, я не знаю…
— Знаешь-знаешь, просто сомневаешься, так?
— Да!
— И все же попробуй.
— Отстань, не буду, — я не хотела выглядеть неучем, хотя знала, что сейчас весь мир пользуется арабскими цифрами, но вдруг и здесь зарыта какая-то подковырка.
— Ладно-ладно, но самое странное, что у арабов не было цифры ноль.
— Не поняла? — захлопала я глазами. — Что значит, не было?
— Просто не было и все. Все было от единицы до девяти, а вот нуля нет, это арабы ее позаимствовали у индусов. То есть, она пришла из Индии, а нам говорят, что это арабские.
— Ничего себе.
— Это, кстати, не так давно выяснилось. Ученые смогли прочитать финансовый отчет, в котором было сказано, что на определенном поле нельзя вырастить ни одной розы, то есть ноль роз.
Потом он начал рассказывать про другие страны и народы, как они обходились без цифр вообще. Что у них не было письменности, но зато они смогли рассчитать продолжительность дня до сотых секунд. И одни из самых первых в мире поняли, что день — это не двадцать четыре часа, а намного меньше. И что есть лишние дни в году, и еще много чего такого, над чем я сама не задумывалась, потому что считала, что это само собой разумеющееся.
Мне было интересно его слушать, наверное, потому, что он говорил о том, чего я не знала. Про то, как вычислялся горизонт, как делался цемент, как римляне с помощью акведуков поднимали воду вверх без всяких мельниц, а только давлением. Он много чего еще мне говорил.
— А зачем ты с собой носишь все время фотоаппарат? — неожиданно для себя спросила я.
— Ну… Даже не знаю, просто фотографирую.
— И что тут фотографировать, коров да баранов.
— Ну почему же. Вот утром бывают сильные туманы.
Я передернулась от возможного холодного утра.
— И ты в такую рань встаешь?
— Ну не каждый день, а только когда хочется, а так…
Я перебила его.
— Зачем тебе это надо?
— А ты знаешь, кто-то и когда-то сказал, что фотограф — это историк. Нажал на спусковую кнопку, и история мгновенно остановилась. Все, ее уже нельзя повторить, она осталось только в том образе, что снял фотограф. Через десять минут этого уже не будет. Фотограф останавливает время. — Валерка показал рукой в сторону домов. — Будет все другое. Но если я сейчас сниму это, то выхвачу тысячную долю секунды из того, что безвозвратно пропадает.
— Жаль.
— Что жаль?
— Что вот так пропадает.
— Нет, в этом есть своя прелесть, — и добавил. — Иначе все жили бы прошлым.
— И все же, порой жаль некоторые моменты.
— Чувства, конечно же, не передашь фотографией, ни запаха, ни тепла. Но у зрителей есть свое воображение и, смотря на фотоснимок, они начинают чувствовать, что плоский огонь горячий, а надкусанное яблоко сладкое. В общем, это фотография.
Я посмотрела в сторону домов, на которые он только что показывал рукой, вздохнула и спросила:
— А что ты еще снимаешь?
— Не знаю, наверное, все.
— А портреты?
— Да.
— И репортажи?
— Иногда, если интересный сюжет.