Выбрать главу

  - Малолетний вор! Дай сюда ее... Быстро, - он вырвал болид из-под онемевшего локтя.

  - Как ты посмел украсть игрушку моего сына?

  - Я не...

  - Ты знаешь, сколько она стоит?

  Тонкие крылья носа приподнялись, - мужчина с шумом вдохнул воздух.

  - Ты знаешь, дружок, во что ты вляпался?

  Ромка отрицательно завертел головой.

  - Я не крал. Не крал! Спросите у него!

  Но Гарик даже не повернулся на выкрик, продолжая стоять в стороне.

  В отчаянии Ромка попытался вырваться, но мужчина сильнее стиснул плечо.

  - Сын все мне рассказал. Сейчас мы пойдем к твоим родителям. Шевелись! Приходится тратить время на таких гавнюков.

  

  В прихожей гудела лампочка. Странно, что раньше Ромка не замечал этого. Между лопатками полчаса как давил угол дверного косяка. С пугающей для себя отстраненностью, мозг фиксировал детали. На шее матери проступили красные пятна. Верхняя губа раздулась. Так бывает, если она сильно нервничает. Отец сгорбился. Две складки на переносице впились в его лоб. Ромка уже не старался поймать взгляд за стеклами очков.

  Отец не верил ему. Не верил! И это было больнее всего осознавать.

  Гарик так и не признался, что сам выбросил игрушку. Он вообще не сказал ни слова с тех пор, как переступил порог квартиры. Вадим Андреевич, - так представился отец Гарика родителям Ромки, -продолжал свои обвинения:

  - Вы знаете, сколько стоит эта вещь? Между прочим, это подарок родственников из Франции. ФРАНЦИИ! Вам понятно? Сегодня же подаю иск! Ворам - место в колонии!

  Мать всхлипнула. Без того худое лицо отца, еще более подрезалось.

  - Вадим Андреевич, я бы попросил вас не делать этого.

  - А что мне прикажете делать? Все так просто с рук спустить?! - водянистые глаза широко раскрылись.

  - Возможно, мы бы смогли вам заплатить?

  На холеном лице Вадима Андреевича появилась злорадная улыбка.

  - Ну, что же. Возможно. М-м-м... Думаю, тысяча баксов сдержат мои порывы.

  Ромке захотелось зажмуриться. Это не может быть явью.

  - Я постараюсь собрать эту сумму как можно скорее, - отец поправил очки на носу.

  - Да уж постарайтесь за три дня управиться. Дольше я ждать не намерен. Иначе. Вы меня понимаете...

  Они ушли. Стихли шаги на лестнице. Квартирой овладела оглушительная тишина.

  

  ***

  За три дня отец обошел друзей, знакомых, - всех, у кого можно было занять денег. Мать сняла сумму со счета в Сбербанке, предназначенную для ремонта квартиры. Не хватало трех с половиной тысяч. Вечером отец встретился с Колесниковым на перекрестке у светофора и передал деньги. Сговорились, что недостающие три тысячи он отработает на складе. Две недели - грузчиком. Прибыли фуры с товаром, и бизнесмену как раз не хватает рабсилы.

  Дни для Ромки превратились в горькое ожидание. Отец уходил спозаранку, и возвращался затемно. Лежа у себя в комнате, Ромка слушал его храп. Отец не разговаривал с ним с того самого дня. Не отвечал вопросы, смотрел сквозь него. Словно Ромки не было, словно он умер. И теперь его дух слоняется по квартире никому не нужный и всеми забытый.

  

  Две недели истекли. Отец продолжал работать на складе Колесникова, продлив отпуск за свой счет. Мать была в отчаянии:

  - Я так и знала, что этот стервятник так просто от нас не отцепится.

  Ромка сидел в своей комнате, затравленный собственными мыслями. Он отдал бы полжизни, даже не задумываясь, только бы повернуть время вспять.

  Телефонный звонок раздался около полудня. Звонили из городской больницы, сообщили, что отец лежит травматологическом отделении со сломанной ногой и серьезными ушибами в области грудины. Через час Ромка с матерью спешили по длинному коридору. Казалось всё здесь, и эти выкрашенные стены, и белые двери, и даже мерцающие галогеновые лампы на потолке источали душный запах лекарств и талька.

  Его даже не положили в палату, разместив на койке в проходе. Серая наволочка на квелой подушке. И такое же серое осунувшееся лицо. На правом виске кровоподтек. Мутный взгляд с трудом фокусировался на предметах.

  Мать обхватила ноги отца и разрыдалась. Ромка облокотился на железную спинку кровати, не решаясь подойти.

  - Зин, перестань, будет тебе. Не хоронишь, же?