Отец положил руку на плечо матери, и она немного успокоилась, выдохнула, стирая с ресниц последнюю каплю.
- Дай-ка, лучше я с Романом поговорю.
Ромка присел на край кровати и сжал отцову ладонь в руках. Она была горячей и влажной. Потупив взор, Ромка наблюдал, как тяжело вздымается перебинтованная грудь.
- Пап, я знаю, ты мне не веришь... - взмолился Ромка, чуть не плача. - Но я тебе правду рассказал, все как было! Пап, я так виноват перед вами, перед тобой. Прости меня, пожалуйста! Я такой дурак!
Ладонь чуть пошевелилась. Ромка поднял глаза и удивился: Поляков старший улыбался.
- Я верю тебе, Роман, - серьезно сказал отец. - Сейчас верю. Ну, тогда все не так плохо.
- Но деньги? Твоя нога? - всхлипнул Ромка. - Они с тобой так...
- Мой сын не вор, - твердо произнес Виктор Павлович. - Остальное все не важно.
Автобус скрипел и лязгал железными дверьми через каждые сто метров. Мать осталась с отцом в больнице. Чувствуя лбом холод стекла, Ромка смотрел, как мимо протекает поток городских огней. Мозаикой квадратных окон горели многоэтажки. Появлялись и пропадали ларьки, столбы, зонты. Всё было как обычно. Мир не изменился. Изменился он.
Ромка сошел на своей остановке. Полупустой автобус захлопнул двери и отъехал, накрыв его дымкой выхлопных газов. Мальчишка не двигался. Из зеркального бара напротив глухо доносились басы музыки. Сложенная из неона надпись 'Звезда', размазывала ультрамарин по сырому асфальту.
Парковочную площадку окутывал полумрак, но Ромка без труда узнал 'Вольво'. Влажный безветренный воздух донес далекий смех прохожих, которым было наплевать и на него, и на то, что он собирался сделать.
В траве около переполненной мусором урны он поднял обломок трубы. Пальцы погрязли в ржавую слизь. Ромка не торопился. Твердым шагом он пересек дорогу и обошел автомобиль слева. Ультрамариновые блики плавно перетекли с крыши на капот. Салон заполняла тьма.
Мальчишка замахнулся.
Воображение не ленилось. Один миг. Один. И лобовое стекло разлетится в крошево. Затем прогнется капот, одна за другой ослепнут фары...
Он размахнулся еще раз, крепче стиснув железный прут. Линии бровей задрожали, словно струны.
Не в силах ударить, он закричал:
- Слизняк! Жалко его тачку. Да? Зато ему сломать человека, - легко. Так же, как его сыночку выбросить игрушку!
Глаза обожгли подступающие слезы. В бессилии Ромка опустил трубу.
- Человек не игрушка, - прошептал он. - Его нельзя выкидывать на свалку.
Внезапно послышался щелчок. Двери бара широко распахнулась. Прежде, чем выйти, Колесников Вадим Андреевич пропустил вперед приземистого мужчину кавказской внешности.
Ромка юркнул за крыло машины.
Колесников старался говорить тише. Но в голосе слышалось нетерпение:
- Товар у вас. Когда я получу деньги?
- Вай, Вадим Андреевич. Куда так торопитесь?
- У нас был договор, и я требу...
- Боюсь, дорогой, вы не понимаете, - кавказец сделал значительную паузу. - Я бы на вашем месте не торопил Его.
Установилось молчание. Ромка почуял запах дорогого курева. Ладонь вспотела. Он так и не решился положить трубу на асфальт, боясь нашуметь, и тем выдать себя.
- Хорошо, Исламбек, - раздраженно бросил Колесников. - Я подожду. Но мое терпение имеет предел.
- Я передам вашу просьбу.
Шорох шагов. Приближающихся шагов. Ромка напрягся.
Завелся мотор автомобиля стоящего следом за 'Вольво'. Машина вывернула на трассу и уехала.
Мальчишка осторожно выглянул из-за крыла и удивился, - из бара стремглав выбежал Гарик. Ромка снова нырнул в укрытие.
- Ты куда собрался?
- Домой!
- Ты никуда не пойдешь.
- Да? А мы посмотрим, - с вызовом воскликнул Гарик. - Мне твой вонючий притон вот уже где сидит!
- Я сказал, - ты останешься, - рявкнул Вадим Андреевич. - И поймешь, что я потом и кровью зарабатываю каждую копейку. Живешь в моем доме, ешь мою еду, носишь эти шмотки...
Послышалась возня и звук рвущейся материи.
- За них тоже плачу я. И не тебе, сопляк неблагодарный, разбазаривать дружкам-оборванцам дорогие игрушки! А теперь быстро зашел в бар!
- И что ты сделаешь? - не сдавался Гарик. - Прикажешь своим гориллам избить меня до смерти? Как того милиционера? Что? Думал, я не знаю?
- Догадался-таки... Что ж. Молодец, - произнес Вадим Андреевич обманчиво мягким тоном.
- Он умер в реанимации. Это ты убил его!