И что дальше?
Неожиданно замок щелкнул. Дверь распахнулась.
- Вот чай, булочки. Сахар. Сахар не бросали. Я не знаю, сколько тебе, - казалось, Эмиль говорил все это сам себе. Ведь ни одного взгляда на меня так и не бросил.
Поставил на стол свою добычу.
Стеклянный стакан в железном гравированном подстаканнике. Булочки-восьмерки, присыпанные сахаром. Небольшие две упаковки рафинада «Sugar Train»
Готье вытянулся рядом. Застыл. Застыл на мгновение.
Уставился в окно.
Еще с десяток секунд сопротивления «за» и «против».
- Ты... никуда не выходи. Я скоро вернусь.
Немного помедлив, все же развернулся к двери.
Ухватился за ручку.
Снова застыл, словно ожидая моих слов. Ожидая вопросы.
- Ты куда? - едва смогла выдавить из себя. Не шевелилась. Не дышала.
И снова «за» и «против».
И снова рассуждения, сомнения и волнение.
- Подкрепиться. - Коротко, вполне серьезно прошептал Готье и тут же скрылся за дверью.
«Подкрепиться», - болезненно повторилось во мне. «Вампир».
***
Прошло около получаса.
Я смотрела на эти булочки, на этот, раздражающий до психованности, чай, и видела там лишь боль, боль будущей разлуки.
И снова ловлюсь на крючок Эмиля.
И снова готова стать ему Игрушкой. Без сожалений и претензий.
Дура.
Невыносимая глупая дура.
Замок приговорено щелкнул.
От неожиданности я даже подпрыгнула на месте.
- Мисс, - послышался робкий голос проводника, и тут же показалась в щелке его круглая красная рожа, - Вам еще чего-нибудь принести?
Но не успела я ответить, как вдруг резкий стук. Удар. Дверь нервно дернулась, а затем печально заскрипела, отворяясь настежь, проделывая незамысловатый полукруг.
Застыла. Застыла в ужасе.
Неужели... еще? Неужели это не все на сегодня?
Дверное полотно окончательно доделало свой путь - и я увидела, узнала в стоящем ко мне спиной мужчине Эмиля.
Крепко сдавив горло бедняги, он прижал того к окну напротив, едва не раздавливая в блин.
Мужчины, и без того красная рожа, еще больше побагровела. Ноздри нервно раздувались, а изо рта выскакивали напуганные, отчаянные пузыри слюны.
- Йа... Я как лучш-ше х-хотел.
Наконец-то послышались слова.
И снова злобный шепот Эмиля. Едва различимый. Едва реальный.
- Пр-простите.
- Эмиль, - не выдержала я, и, едва сквозь шок ко мне вернулась речь, заорала ему в спину.
Сорвалась с места и бросилась разнимать.
Руками ухватилась за плечи, желая отодрать своего ненормального от бедняги.
- Тебе повезло, что я сытый, - злобно прорычал Эмиль проводнику в лицо и тут же отпустил.
- Простите, - жалобно прохрипел мужчина, жадно сжимая руками свою шею. Он словно пытался спасти ее, спрятать, но запоздало... Обнимал ее своими потными холодными ладонями, желая потушить пожар боли и ужаса.
Резкий разворот Эмиля. Грубо схватив меня за кисть, потянул за собой в купе.
- Я теперь твоя пленная?
- Если своих мозгов нет, то значит, будешь пленной.
Дверь захлопнулась. Мы снова остались одни.
Разжал хватку. Я отступила в сторону.
- И к чему все это, Эмиль? К чему? Зачем? Зачем ты обо мне заботишься? Если так ненавидишь...
- А ты у Ромула спроси.
- Эмиль, - шаг ближе. Глаза в глаза. - Хватит. Хватит меня мучить. Прикончи. Возьми и прикончи меня сейчас, - нервно затрясла руками пред собой, - прикончи,... но не мучай!
Лживая ехидная улыбочка. Знакомый яд. Знакомая желчь.
- Вот так просто? А где же та Габи, которая предлагала мне пари?
- Той Габи уже нет. Эмиль, я больше не могу быть твоей Куклой. Ни твоей, ни чьей-либо еще. Не могу и не хочу. И все, что было тогда, все те мои поступки и ошибки - все то было ради правды. Правды и только.
Удивленно вскинул бровями. И снова ехидная ухмылка.
- Какой правды? Габи... Какой? Ту, что рассказал тебе Гудвин? Или ту, что повествовал Ромул? Какую?
- Истинную. Истинную правду. Ту, которую должен был рассказать ты... С самого начала, а не взваливать все на плечи своего друга Гудвина. Ты бросил меня. Бросил!
- Ага. Сбежал, - саркастично поправил Гостье.
- Бросил, не сказав ни слова. Ты даже не смог мне рассказать про то, что сделал Меченой. Ничего. Да, ты сбежал. Оставив Гудвина расхлебывать скопившиеся проблемы.
- Да неужели?
- Да, - жестко отрезала я, чувствуя, что вот-вот взорвусь от возмущения, обиды и злости, разрыдаюсь.
- И ты, подавленная столь жестоким и несправедливым моим поведением, как ты высказалась, поведением труса, воодушевленная добропорядочностью и искренностью столетних вампиров, бросилась выяснять правду. Правду у лучших врунов последних столетий?