Жадно сжав... до боли, до крови, до крика стекло в руках я... сорвалась.
Бешенные, сумасшедшие надрывные движения.
Кончик стекла мастерски рисовал на мне красные линии.
Кровь вырывалась наружу, из меня... и тут же, едва достигала кончиков руки, неумолимо срывалась вниз и растворялась в бурлящей воде.
Неожиданно дикий крик раздался за дверью.
- СУКА! ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ?
Убьешь игрушку... ранишь Хозяина. А есть шанс и УБИТЬ.
Убить.
Убить.
С каждым повтором в голове этого зловонного слова, я насыщалась сладостью боли. Его боли. Он кричал в комнате, а я еще сильнее и сильнее разрезала себе вены.
Тошнота. Голова кругом. Боль в груди. И ДИКАЯ ЭЙФОРИЯ.
Вдруг раздался голос Эмиля. Перезвон его колокольчиков.
Я лечу на небо? Небо? Ты берешь меня к себе и даришь его музыку? Даришь мне перезвон...
В голове все терялось и мутнело.
Мой Эмиль.
***
Я не мог понять, что происходит. Он лежал на полу, едва шевелясь. Мой старый друг и нынешний враг.
Враг, в руках кого сейчас вся моя жизнь.
Вся она.
Лежал на полу, едва дыша.
- Где она? ГДЕ ОНА? ГДЕ? РОМУЛ! УМОЛЯЮ! ЧТО ТЫ С НЕЙ СДЕЛАЛ?
- В ванной, - едва слышно прошептал Ромул.
Я толкнул дверь...
... дверь...
Это был первый раз. Истинный раз, когда я понял, что мир проваливается.
Я умираю.
Я бросился к ней, но ее бледное лицо смотрело на меня обликом смерти.
Кровь. Ее было так много. Всюду. Всюду.
Я пытался закрыть ее раны своей рукой, но кровь уже и не пыталась особо вырываться наружу.
Устала. Устала... Слишком устала...
Она не пыталась бороться за жизнь.
Эпилог
***
Я толкнул дверь...
Это был первый раз. Истинный раз, когда я понял, что мир проваливается.
Я умираю.
Я бросился к ней, но ее бледное лицо смотрело на меня обликом смерти.
Кровь. Ее было так много. Всюду. Всюду.
Я пытался закрыть ее раны своей рукой, но кровь уже и не пыталась особо вырываться наружу.
Устала. Устала... Слишком устала...
Она не пыталась бороться за жизнь.
- Пей, Габи, Габи. Милая, всего лишь глоток. Милая, один... умоляю... Габи.
Но она не шевелилась.
Сердце устало доколачивало прощальный вальс.
Вальс со смертью.
С покоем.
Со свободой.
Во мне что-то сломалось.
Я тоже не хотел дышать.
Уйду... зачем мне мир без нее? Я готов умереть.
Но умру я...
УМРЕТ И ОН.
Сердце разрывалось на части, кровь закипала в жилах.
В голове мутнело, терялся рассудок.
Влетел в комнату...
Тот, с кем я делил вечность.
Тот, кого истинно любил как друга.
Тот, кого истинно ненавидел.
Я думал, думал, что ненавидел.
Только теперь я понял смысл. Истинный смысл этих слов.
Я смотрел в его растерянные, полные боли и отчаяния глаза.
Наигрался?
Резко. Без капли сожалений.
Хруст позвонков.
Легкое усилие плачущей души - и голова отлетела на пол.
***
Дикий визг послышался из соседней комнаты.
- Габи. ГАБИ! ГАБИ!
Ее вывернуло в дугу, неестественно сжимая в предсмертных муках.
К ней пришла боль своего конца и его прощания.
Дикая, визжащая кровь, полная горя и боли.
Это был мой последний шанс.
Я снова разорвал клыками себе вены на руке и стал насильно, жадно вдавливать каждую каплю своей крови в нее.
- Глоток, милая, глоток.
И вот он. Спасительный звук. Звук, как смерть врывается ей в тело, но вместо души, забирает боль. Забирает неволю. Забирает хрупкость... Человекоподобие...
Широко распахнутые глаза.
Выкрученное от боли тело.
Но это временно.
А дальше - дальше вечность. Наша вечность.
Вечность, где мы вдвоем.
Где мы вместе навсегда...
...
А ведь этого эпилога могло и не быть.
И в жизни так чаще и случается.
Шаг в сторону и оступаешься... - а поддержать некому.
Некому спасти... или, что еще хуже... Можно опоздать.
Опоздать спасти все... что истинно важно.
Минуты, секунды, доли секунды решают все.
Но все же выбор быть счастливыми или
навеки кануть в небытие несчастной или
несчастным - это НАШ выбор, а не кого-то другого. Полностью Наш.
Протестовать нужно пока еще жив.
Пока еще можно дышать.
А смерть, смерть - лишь возможность побеждено сложить руки.
Сложить руки и сдастся.
Сдаться им...
Ничего так и не доказав, ничего так и не добившись.
Проиграть им.
Позорно проиграть без боя.
ЗА КАДРОМ
***
Я и не знала, что у Эмиля дома нет нормальной кровати! Представляете, он все это время дрыхнул на небольшом твердом диване.