Жаркая волна разлилась в груди, пальцы задрожали. Рывком я распахнула дверцу шкафа, ища любимую амазонку. Черт возьми, я должна быть так прекрасна, как не была даже в тот вечер.
Илан действительно мало походил на себя прежнего - уже не сутулился из-за неудобных ножных кандалов, шаг его стал размашистым, а движения - быстрыми. Против воли я залюбовалась пластикой его худого, гибкого тела. Действительно, воин. Он мог бы справиться со мной и моим луком за доли секунды. И в седло взлетел легко и стремительно. Этот человек получил воспитание, подумала я. Кто же ты такой, а, мальчик?
Степь в эту пору года не назовешь красивой. Пыль, песок, хрустящий на зубах; яростно льющееся с небес солнце кажется карающим орудием Богини, а не дневным светилом - так беспощаден и жесток его свет. Выжженная трава - буро-желтая, низенькие, корявые заросли - все, что осталось от бескрайних ковров алых тюльпанов, столь прекрасных весной. Совсем скоро это море песка превратится в хлюпающую под ногами жижу, когда польют осенние дожди, ветер сорвет с чахлых кустарников листья - степь обнажит все свое неприглядное нутро. Но это будет потом...
Лучше всего в степи - весной. Тогда неведомые птахи вьются в вышине, радостно и звонко оповещая мир том, что начинается жизнь. Небо - высокое, такое синее, что глазам больно, а ногам некуда ступить - цветы, цветы, цветы... невысокие, скромные, степные, но все же - прекрасные. Через месяц все это великолепие теряет свои яркие краски увядает... Но мне все равно. Я - дитя степи и люблю ее во всякую пору. Я здесь выросла. Я здесь своя. Я люблю ее, а степь - меня, и не было еще такого, чтобы она подвела меня. Как, говорят, люди на севере знают лес, так я знаю степь. Я могу читать следы лисиц на песке; знаю, как поет воздух при приближении бури; могу уйти от погони, запутав следы - Рыжик понимал меня с полуслова.
Мы неторопливой рысью ехали по улицам столицы. Казалось, город не кончится никогда. Эти люди, суета, сутолока... едва кончился нарядный центр, как улицы пошли под уклон, стали извилистыми и узкими. Столица стоит на огромном холме, и дома вьются по его склонам сообразно положению своих хозяев. Те, кто познатнее, селятся на вершине, те, кто победнее - внизу; и если сверху холм светится ровной зеленью садов, то ближе к подножию прохожие заматывают лица платками, чтобы не глотать пыль, поднятую в воздух сотнями ног. Хвала Богине, дорога к Воротам недолгая, и нам не нужно было кружить, протискиваясь меж сотнями рядов городского рынка и домишками мастеровых на окраинах.
Стражники у Ворот торопливо поклонились мне - еще бы не кланяться! - и украдкой проводили восхищенными взглядами. Я брезгливо дернула уголком рта - как же мне это надоело!
Как только мы миновали Ворота, я отпустила поводья. Здесь не нужно горячить или сдерживать коня, здесь не город... Рыжик нетерпеливо танцевал подо мной, застоявшись, раздувал ноздри... обилие запахов, звуков - иных, чем в городе, волновало и его. Слева, сколько хватало взгляда, тянулась ровная, желтовато-бурая равнина.
Ровный, сильный ветер дул в лицо. Четкая линия холмов встала справа у горизонта. Неровные, покрытые выгоревшей на солнце травой, сейчас они почти не отличались от песчаных куличиков, которые лепят дети. Дорога, по которой мы ехали, проходила от них слева. Королевский тракт огибал холмы большой петлей, а здесь была старая дорога... по которой в последнее время ни один путник в здравом уме ехать не решался, если ему дорог кошелек. Но только не я. Мне порой доставляло удовольствие играть с опасностью...
Шайка разбойников, уже полгода промышлявшая в холмах, была на редкость дерзкой и стремительной. Богиня ведает, как удавалось им уходить от королевских войск, при этом продолжая обирать одиноких путников и незадачливых купцов, решивших сэкономить на охране. Королевский тракт охранялся на расстояние дневного перехода от столицы, но на тракт они и не совались. В холмах и в степи так много места, песок так надежно заметает следы. Тейран говорил, что готовится большая охота, но пока... Пока здесь действительно было небезопасно.
Чуть придержав Рыжика, я на ходу вытащила шпильки, тряхнула головой - смоляные пряди взвихрил поток воздуха. Громко смеясь от радости, я отвела с лица волосы, с наслаждением вдохнула полной грудью.