Илан держался за мной - строго на расстоянии в полкорпуса лошади, не отставая и не забегая вперед. Хохоча, я оглянулась на него:
- Догоняй!
И пришпорила коня - так, что песчаные вихри рванулись из-под копыт.
Это была скачка! Мы мчались без дороги по выгоревшей траве, изо всех сил горяча коней, крича что-то невообразимо ликующее, и ветер свистел в лицо, выжимал из глаз слезы. Метались из-под копыт испуганные птахи, небо кружилось над головой. Горячий поток лился с небес, и такой же горячий поток радости омывал мою душу, да видно, и Илана - тоже, потому что он тоже кричал что-то на ходу, и мчался изо всех сил, пригнувшись в седле.
Наконец, я придержала коня, пустила рысью, потом шагом. Тяжело дыша, разгоряченный, Рыжик мотал головой, а я все еще смеялась - просто так, потому что жить хорошо.
Илан догнал меня, пустил Вишню рядом. Но не сказал ни слова.
Я искоса поглядела на него. В седле держится, как влитой, словно ходить начал позже, чем ездить верхом. И - разгорелись, искрятся сдержанным смехом глаза, румянец проступил на щеках, на губах дрожит едва заметная улыбка.
Равный...
- Хорошо, - тяжело дыша, сказала я. - Как хорошо!
Он ничего не ответил. Но не отвел взгляд - и это была уже победа.
- Ты не думай, - смеясь, продолжала я, - я не сумасшедшая. Просто... люблю быструю скачку, вот и все.
- Я и не думаю, госпожа...
- А ты... хорошо держишься, молодец! Где учился?
- Дома, - ответил он.
Дома, как же. Сын пастуха. Впрочем... все может быть.
Руки его лежали над лукой седла так, что видно было - память тела, ставшая уже неосознаваемой. Так не сидят крестьяне. И даже пехота, солдаты, набранные от сохи, так не умеют тоже. Так могут держаться пастухи-кочевники - и конники. Это нужно любить, когда учился...
А еще я заметила, как Илан поглядывал по сторонам - не с любопытством праздного путника, впервые попавшего в незнакомые места, а с пристальным вниманием воина, прикидывающего, откуда ждать опасность. И лук держал не за спиной, а в руке - так, чтобы успеть в случае чего...
- Зачем? - спросила я. - Здесь еще слишком близко от города, сюда не сунутся.
- Мало ли, - неопределенно пожал плечами он.
Здесь действительно было не настолько близко от города, чтобы чувствовать себя в полной безопасности. Разгоряченные скачкой, мы не заметили, как отъехали довольно далеко. Хотя... кажется, это я не заметила, а Илан заметил прекрасно - он повернул коня, вынуждая меня следовать за ним, и мы ехали теперь не удаляясь от города, но и не приближаясь - вдоль крепостной стены, так, что холмы все время оставались справа.
- Скажи, - спросила я, - а в лесах бывают разбойники?
- Конечно, - ответил Илан. - Именно в лесу и бывают.
И улыбнулся:
- Это я хотел спросить, госпожа: неужели в степи тоже бывают разбойники?
- А куда бы им деться, - пожала плечами я.
- В лесу проще. И спрятаться легче. И... вообще. И выискивать шайки в лесах сложнее.
- А ты... - я замялась, но он понял.
- Да, - кивнул он. - Приходилось.
Теперь мы ехали шагом, бок о бок, и я смотрела на него с любопытством - уже не как на раба, а как на человека, который стал мне интересен. Который, черт побери, нравился. Не слишком часто встречались мне подобные.
Я знала многих мужчин, и все они были одинаковы. Льстивые, услужливые, готовые выполнять любые поручения за кусочек моего смуглого тела, за клочок улыбки, за возможность пусть на несколько минут, но владеть мной - так предсказуемы они были в своей жадной похоти. Грубые, самовлюбленные, презирающие женщину, но не умеющие обходиться без нее - и тем самым попадающие в еще большую зависимость, чем первые. Единственным на свете исключением был Тейран. Он никогда, ни у кого, ничего - не просил. Даже Его Величество смутно, наверное, чувствовал это... «у вас гордый брат, госпожа Тамира, - сказал мне как-то король, улыбаясь. - Но я его понимаю... иметь такую сестру - настоящий повод для гордости».
А этот был - другой. Мальчик, едва выросший из ребенка, он был таким же гордым, как мой брат, но совсем другим. Чистым. Не знающим себе цену. И - он понимал. В нем было редчайшее качество - притягивать к себе сердца и души людей. Такими бывают - редко! - служители храма Богини. На миг я подумала, что если б пришла к Илану проститутка и долго-долго жаловалась на свою судьбу - он и ее бы понял...
- Расскажи о себе, - попросила я. Не так попросила, как в первый раз, и Илан почувствовал, понял это.
- Что говорить, - сказал он, улыбаясь. - Жил да был, служил-воевал, вот и все мои рассказы.
- У тебя есть невеста, - вспомнила я. - Расскажи о ней?
Так посветлело его лицо, такой мягкой стала улыбка, так засветились глаза, что мне стало больно, черная тоска сжала сердце. О ней, о другой... кто и когда мог бы говорить обо мне с таким светом, такой тихой радостью?