- Жалко мне его, - призналась Майти. - Тяжело парень к неволе привыкает. Воины - они такие. Или на щите, или под щитом. Помнится, я девкой еще была, попал к моему хозяину один - тоже в бою был захвачен. Уж чего-чего мы с ним только не делали - все бежать пытался. И запирали, и связывали... а уж как били его после побегов - сказать страшно. Так и не смирился... когда в третий раз сбежал, запорол его хозяин мало не насмерть, а потом продал куда-то на юг. Так и не знаю, что с ним стало. А красивый же был парень - глаза словно ягоды смородины черной. Долго я по нему вздыхала... И гордый... вроде нашего Илана. Боюсь, и этот не привыкнет... не по нему неволя, ты уж прости, госпожа...
Если даже неволя была и не по нему, то на взгляд Илан казался вполне спокойным. Отчего-то получалось, что не раз и не два за день мелькала где-нибудь в стороне высокая, худая фигура, и я невольно провожала ее взглядом. При встречах Илан кланялся, но не говорил ни слова. А я снова и снова вспоминала это мгновенное чувство защищенности и покоя - когда сильная мужская рука отодвигает тебя за спину, когда ты оказываешься словно за каменной стеной... и пусть даже ты вполне способна защитить себя сама, ты отдаешь это право - мужчине...
Как же, наверное, уверен и настойчив он в любви! А я не смела даже подойти к нему... я, подчинявшая себе мужчин так легко и просто, как... может, это не те только были мужчины?
И мне даже не с кем было поделиться своими наблюдениями, не с кем поговорить, некому рассказать о том непонятном, что поселилось в душе. Подруг не было... уже лет, наверное, шесть, с тех самых пор, как умер муж. Слишком много тогда желающих увивалось вокруг молодой вдовы, слишком много зависти вылилось от тех, кого я считала подругами. Нет, конечно, я не вела жизнь затворницы; но все, с кем мило болтала я на званых вечерах и обедах, кому показывала с тайным чувством превосходства свои украшения и наряды... все они не годились. Не поняли бы... и это еще мягко сказано.
Лучшим и, пожалуй, единственным другом моим всю жизнь был Тейран - мы с братом понимали друг друга так, как никто не понимал; мы делились друг с другом секретами - с тех самых пор, как я начала хоть что-то понимать; он защищал меня от обидчиков, любил и гордился мной, а я - им, и не было у меня лучшего товарища.
Но сейчас... не сейчас. Он не понял бы меня, как раз потому, что любил и хотел видеть меня счастливой. Именно поэтому. А счастья у меня быть не может, потому что Илан - раб и чужеземец, и этим все сказано.
Впрочем, кажется, сейчас Тейрану было совсем не до меня. Его Величество нуждался в своем советнике - так, что рано утром за Тейраном присылали гонца, а то и карету, и возвращался брат домой поздно вечером, голодный и усталый. Иногда и не один - и тогда я, приказав подать ужин и поцеловав брата, тихонько выскальзывала из столовой, потому что мужские дела и все такое... но мне было жаль его. Тейран осунулся и похудел, черные круги залегли под глазами. Но при всем том он не казался злым или измотанным, наоборот - чаще шутил и смеялся, звал меня кататься верхом в редкие свободные дни. Почти каждый день приносил мне подарок - то выложенный драгоценными камнями пояс, то шкатулку для драгоценностей (которых, кстати сказать, накопилось у меня уже столько, что они и вправду в имеющиеся шкатулки не вмещались), то просто букет цветов.
Влюбился? Но тогда не мне приносил бы он это все...
Удача в делах? Но отчего пропадает во дворце чуть ли не круглые сутки?
Наконец я не выдержала.
- Чем ты там занимаешься? - спросила я как-то вечером, когда Тейран вернулся из дворца уже в сумерках, против обыкновения - уставший и злой, как собака. Ужин, ванна и сигара привели его в более сносное расположение духа, но полностью брат отошел и заулыбался лишь тогда, когда выпустил пар, накричав на нерадивого слугу.
Дневная жара уже спала, но духота по-прежнему делала жизнь в доме невыносимой. Поэтому мы сидели в беседке в саду. Увитая плющом, просторная, тенистая - эта беседка в летние месяцы становилась нашим единственным убежищем. Самые жаркие часы я проводила в ней с вышиванием, спрятавшись от палящего зноя в тени ветвей. С наступлением сумерек мы с братом перебирались на веранду. Но сегодня было слишком жарко; солнце уже скатилось за горизонт, но мы все еще сидели в беседке, хотя в сгущающихся сумерках уже трудно было различить лица друг друга. Тейран задумчиво курил одну сигару за другой, и пальцы его чуть заметно подрагивали. Перед ним стояла большая пиала с душистым, ароматным светлым напитком, который лишь недавно дошел до нас с юга и ценился на вес золота. Зеленые его листья, заваренные кипятком, замечательно утоляли жажду и придавали бодрость. Его Величество пожаловал Тейрану эти листья в знак особой признательности - немногие придворные могли похвастаться подобным вниманием.