"Меня наша Партия от голодной смерти спасла".
Найдёнов тоже смотрел на рассказчика в упор и не отводил взгляда, хотя ощутил резкий сарказм в голосе гостя. А Каретников продолжал:
"Мы жили на Кирилловской улице. Это примерно с километр от Смольного. Мне шёл тогда седьмой год. В нашем дворе ещё двое моих одногодков были. И вот, когда жрать уже вообще нечего было. Разве можно назвать едой 125 граммов эрзац хлеба, который по карточкам давали. Мы с 287ребятами и повадились к Смольному. Нашли дырку в заборе со стороны Невы; а там, в одном из дворов, бочки стояли. Так в них клад оказался. Мы там находили не только куски настоящего чёрного хлеба, но и белый. Мать, когда узнала, очень обрадовалась, но наказала мне - ничего прямо там не есть, а то, говорит, отравитесь и заболеете. Мы так и делали. Наберём всего и - домой. А дома мать все рассортирует, на сковородке прожарит, а потом и мне даёт. Несколько раз приносил я, кроме хлеба, куски рыбы; от котлет куски - тоже. Как-то раз много кусков котлетных набрал. Мы тогда с мамой хорошо наелись. Вот так и пережили эту зиму", - Каретников замолчал. Молчали и слушатели. Найдёнов встал и вышел из под навеса. А Петров сидел, опустив голову и Каретникову показалось, что он слышит зубовный скрежет. Найдёнов, вернувшись под навес, разлил водку. Выпил первым, - не чокаясь и не дожидаясь остальных, а затем сказал:
"Я чувствую, вижу, что у нас что-то не то в стране творится. А что не так и где зарыта эта собака-ошибка, в чём она - никак не пойму".
"В марксизме-ленинизме она", - теперь уже глядя в стол, буркнул Каретников.
"Вы так думаете?" - спросил Найдёнов, хотя было видно, что это и не вопрос вовсе, а утверждение в форме вопроса. - Я читаю Ленина, читаю. Вижу там много несоответствий, - продолжал говорить Найдёнов, - но не пойму пока: как объяснить эти несоответствия".
"А я тоже читаю Ленина, а до этого прочёл очень интересную книгу, очень умного автора и понял: ошиблись основоположники".
"Вы имеете в виду: ошиблись Маркс и Энгельс?" - уточнил Найдёнов.
"Да, именно они!" - уже твёрдо ответил Каретников.
288 Петров молчал и только крутил головой то в сторону одного, то в сторону другого как будто следил за пинг-понговым шариком, летающим над теннисным столом во время игры.
"А мне эту книгу можно увидеть?" - спросил Найдёнов.
Каретников не сразу ответил и, видимо, корил себя за излишнюю болтливость. Наконец сказал:
"Я спрошу".
"Да, ладно, хватит, мужики, - взмолился Петров и предложил: - Пойдём, по озеру на лодке прокатимся".
"Вы езжайте на лодке, а я бы прокатился на велосипеде", - сказал Каретников и вопросительно взглянул на хозяина. Велосипед стоял прислонённым к углу дома.
"Пожалуйста, Олег Павлович, дорожка здесь хорошая для велосипеда и ведёт в сосновый бор. Живописная дорожка. Садитесь и поезжайте".
Каретников благодарно кивнул и пошёл к велосипеду. Взял машину, вывел её за ворота и, наклонившись ближе к рулю, стал рассматривать рисунок протектора шины на переднем колесе. В голове всплыли приятные воспоминания. Ему тогда было года четыре. Они с родителями и братом поехали в деревню к дедушке с бабушкой. Ему вспомнилось как брат, посадив его на велосипедную раму, повёз к реке. Он сидел, ухватившись двумя руками за руль и опустив голову. Перед глазами вращалось, казавшееся тогда очень большим, колесо. Когда ход замедлялся - на колесе появлялся рисунок протектора и маленький Олежка всё пытался его рассмотреть получше. Когда приехали к реке и велосипед был поставлен к берёзе, Олежка подошёл к нему и, трогая колесо пальцем, наконец-то детально рассмотрел рисунок протектора. Теперь всё это отчётливо всплыло в памяти. Сердце защемило. Он 289вспомнил брата, который с войны так и не вернулся. Ещё немного постояв так с велосипедом, Каретников оседлал железного коня и направил его с горки по тропинке, ведущей в лес.
Вернувшись с прогулки, Каретников застал мужчин дома, сидящими в беседке. Они уже завершили моцион на лодке по озеру и вот теперь отдыхали, попивая молоко из кринки.
"Хотите молочка, парного с полуденной дойки? Мы купили молока на том берегу озера. Там деревня и в ней ещё есть люди, которые держат коров", - сообщил гостю информацию Найдёнов.
"Спасибо, не откажусь", - принял предложение Каретников. Молоко оказалось ещё немного тёплым и попахивало коровой.
"А что, Олег Павлович, как вам работается?" - Спросил Найдёнов.
"Вы имеете в виду работу в Институте?" - Уточнил вопрос Каретников. Найдёнов согласно кивнул.
"Хорошо работается. Мой недоброжелатель почему-то ушёл. Вдруг, раз - и уволился; неожиданно так".
"Это тот, о котором вы мне в прошлый раз говорили? Рибков, если не ошибаюсь, его фамилия?" - Спросил Найдёнов.
"У вас хорошая память, - похвалил Каретников, - Да, именно он и уволился".
"Вот и хорошо, - с удовлетворением отметил Найдёнов. - А память у меня профессиональная".
Гости переночевали и поутру направились в обратный путь. Каретникову к 10 часам нужно было быть в Институте.
---------------------------------
290 На очередное собрание компании Каретников приехал раньше назначенного времени.
Он позвонил в квартиру Чарноты. Дверь ему открыла Людмила Вениаминовна.
"Мне бы с Евстратием Никифоровичем переговорить",- сказал Каретников и приготовился к тому, что ему долго придётся объяснять кто он такой.
"А, здравствуйте, Олег Павлович, проходите, проходите. Он сейчас как раз у себя, и чувствует он себя сегодня хорошо, проходите".
"Вы даже мои имя отчество запомнили", - удивился Каретников.
"А как же я могу не запомнить человека, который так благожелательно отнёсся к моей стряпне".
"Если Вы имеете в виду пироги с капустой, то они действительно были замечательные", - сказал Каретников, приложив левую руку к груди и тем демонстрируя свою искренность. Людмила улыбнулась гостю и, попросив его подождать в прихожей, вошла в комнату мужа. Не пробыв там и полминуты, она вышла и пригласила Каретникова войти.
Чарнота лежал на своей кровати в одежде; лежал на покрывале убранной постели. Если бы Каретников видел этого человека в молодости, то сейчас дивился бы тому, как возраст преображает. Разве можно было когда-то даже подумать, что лихой кавалеристский генерал через несколько десятилетий преобразится в немощного сухонького старика с абсолютно седой головой и глазами всё ещё умными, но уже покрытыми какой-то пеленой - пеленой старости, видимо. Каретникову сравнивать было не с чем. Он не знал генерала Чарноту Григория Лукьяновича. Он знал Тёмкина Евстратия Никифоровича - заведующего институтским складом; и 291не видел больших внешних изменений в завскладом, когда-то впервые возникшем перед ним в проёме складской двери и человеком, полулежащем сейчас на кровати.
"Евстратий Никифорович, я, кажется, сделал глупость", - заговорил Каретников, как только вошёл в комнату. Дед смотрел на вошедшего и молчал, ожидая, видимо, разъяснений только что сказанного. Каретников не заставил себя долго ждать и рассказал старику, что пообещал его книгу отставному гебисту. Не то, чтобы "пообещал", но дал понять, что эта книга существует и что он знает кто её автор. А содержание книги нельзя иначе воспринять, как антисоветчину.
"Но вы же почему-то этому человеку сказали о книге. Он что - вас пытал?" - серьёзно спросил Чарнота.
"Ну, что вы, нет, конечно. Никаких пыток не было. - Каретников на мгновение задумался. - Я с ним встречался всего-то два раза в неформальной обстановке. Точнее - у него дома. Он меня к себе расположил. Я ощутил, что он по отношению ко мне какой-то тёплый".
"Тёплый, говорите, - теперь задумался Чарнота. - Ну что же, будем надеяться, что и среда работников "карающего меча революции", имеет хороших и умных людей. Дело сделано - он нас знает. Уничтожать книгу не хочу. Их я не боюсь - и так стою одной ногой в могиле. Что они могут со мной сделать худшего, чем сделала старость", - Чарнота кряхтя поднялся с кровати и подошёл к письменному столу. Из него извлёк знакомую Каретникову папку и протянул её ему.