"Браво, Оксана!"
И все захлопали в ладоши.
"Это нужно записать в конспект", - тихо произнёс дед, когда аплодисменты стихли.
"Обязательно, - подхватил Иван, - но позднее, а сейчас вернёмся к этике Льва Николаевича Толстого. Прежде всего, хочу сказать, что по объёму эта 332тема в трудах Толстого, тема этики, превышает все остальные вместе взятые. Это говорит о том - какое большое значение Лев Николаевич придавал этическим вопросам, то есть вопросам взаимоотношений людей. Во временнЫх рамках сегодняшнего нашего заседания я успею коснуться только одного вопроса; вопроса равенства. Вот, в частности, что он пишет о равенстве в одном месте. - Иван, взяв свою тетрадь, прочёл: "Всякая религия всегда признавала равенство людей. Но некоторые люди искажали суть религий для того, чтобы обосновать легитимность своего богатства и власти. Тоже самое произошло с христианством. В то же время, неискажённое христианство говорит о равенстве и братстве всех людей". - Иван замолчал; вновь посмотрел почему-то только на Найдёнова и добавил. - "А исказил христианство, считает Толстой, апостол Павел. Истинное же христианство признаёт всех людей равными и отрицает всякое насилие. Насилие должно быть заменено любовью".
"Кто же против этих прекрасных слов будет возражать. Весь вопрос в том, как это осуществить. У христианства было тысяча лет, но и оно не справилось с такой задачей", - вставил реплику Пётр Александрович.
"А я возражу, - вдруг заговорил Найдёнов и в его голосе все услышали упрямые нотки. - Я возражу тому, что все люди равны. Лично я считаю, что все люди разные. Один - умный, другой - глупый, один - сильный, другой - слабый".
"Верно, - заговорила Оксана, - в материальном мире так и есть. Там кто сильнее - тот и прав. Там сильный убивает и пожирает слабого. Это вам теория эволюции Дарвина в действии. Но цивилизованные люди постановили между собой - "не убей". Они против материального закона поставили идеальный и пытаются его реализовывать. Убьёшь - ответишь по 333закону, вплоть до того, что и тебя убьют. Вот вам пример влияния идеального мира на материальный. В религиях все люди равны перед богом, но мы исключаем из нашего мировоззрения религиозную составляющую. Равенство между людьми мы провозглашаем на рациональной основе. У нас люди равны не перед богом, а в своей значимости для выживания человечества. Мы докажем, что считать другого человека равным себе - рационально. И выгодно".
"Но люди-то всё равно будут хотя бы в материальном отношении различаться. Да они и одеваться стремятся по-разному. Попробуй-ка - предложи женщинам носить одинаковую (равную) одежду. Да они тебя заплюют за это", - не сдавался Найдёнов.
"Не нужно упрощать. Человек, сознавая другого человека равным себе и ценным для человеческого рода также, как и он сам - будет стремиться не к тому, чтобы возвыситься над ближним, а к тому, чтобы этому ближнему жилось лучше. Он будет стремиться делать другому человеку что-то хорошее. А одна женщина подскажет другой женщине какая одежда той больше к лицу", - продолжала доказывать своё Оксана, а Иван подхватил:
"Есть уравниловка, а есть равенство. Вы, Владимир Михайлович в примере с женщинами говорите об уравниловке, а мы с Оксаной - о равенстве".
"Тогда нужно чётко уяснить разницу между этими двумя понятиями", - опустив голову и глядя в пол, сказал Найдёнов.
"Я думаю, что если постоянно уравнивать людей - это будет уравниловка, а если периодически, чтобы успешные не становились толстопузыми богачами, да не возводили частокол законов и привилегий 334защищающий их успех, то есть - не зазнавались; это будет равенство", - тихо произнёс дед.
Оксану эти слова развеселили.
"Вот в этом всё и дело, - улыбаясь, заговорила она. - Если уравнять людей насовсем - развитие остановится, а если это делать импульсивно и чтобы никто не знал - когда очередной передел произойдёт. Вот в этом случае нравы людские обязательно будут смягчены".
"Верно, - подхватил идею Иван. - Допустим я сильный, умный и здоровый. За свою жизнь собрал материальные богатства и обрёл власть, а тут раз - и передел. И опять начинай всё сначала с равных стартовых условий. Жизнь человеческая конечна: богатый и могущественный в любом случае когда-то уйдёт из жизни, а если будут периодические переделы, то собранные им богатства и власть рассредоточатся между всеми: и глупыми, и слабыми и больными в равной степени. И тем сохранятся, а не будут уничтожены в огне бунта или даже революции. Вот вам и равенство. Пусть не окончательное и вечное, но старт в жизнь в этот момент, в момент передела, будет для всех людей справедливым - равным. Об этом и Толстой говорил: "Истинное благо и добро то, что благо и добро для всех". При переделе злоба и зависть людские к богатым и страх перед бедными уйдут, а это истинное благо для всех".
Оксана добавила:
"Это в том случае, если люди на передел пойдут все без исключения добровольно".
Иван кивнул головой в знак согласия.
"Трудно такого условия будет добиться", - сказал Найдёнов.
Оксана, не переставая чему-то внутренне радоваться, согласилась:
335 "Трудно, но возможно. У человечества есть вечные общезначимые истины. Так вот, необходимость передела нужно ввести в сознание людей как одну из таких вечных и общезначимых истин. То есть обогатить этой идеей его (человечества) идеальный мир. Мы же дуалисты. Впрочем, мы сейчас спросим нашего психолога. А, Олег Павлович, что может сказать психология по данному вопросу?"
Для Каретникова вопрос Оксаны прозвучал неожиданно. Но, так как между ними уже образовалась какая-то связывающая их ниточка взаимопонимания и взаимодоверия, то неожиданность вопроса не помешала учёному быстро сообразить: что ответить девушке. Он почти ласково взглянул на неё и заговорил:
"В психологии есть два понятия "внушаемость" от слова "внушение" и "убеждаемость" от слова "убеждение". Я думаю, что нам нужно делать и то, и другое, то есть и внушать, и убеждать. Люди внушаемые это, обычно, слабые, неуверенные в себе субъекты с повышенной эмоциональностью; у них слабо развито логическое мышление. Таких людей в нашей стране большинство так как религиозную веру большевики истребили, а заменили вождизмом. В Сталина все уверовали. Вождизм меньше уверенности в жизни даёт, тем более, что все эти, по новому уверовавшие, понимают - вождь смертен, как и они. Однако, следует учитывать, что каждый человек в определённых ситуациях в какой-то степени может оказаться внушаемым. Другое дело убеждение и убеждённость. Таких людей в стране относительно не много, но они активны (пассионарны, если применить новый термин, введённый Львом Гумилёвым). Убеждённых коммунистов очень мало и они находятся в низах. Убеждённые карьеристы в численном отношении преобладают в руководящих органах страны. Отсюда следует, что, прежде 336всего, в своё время, нам придётся переубеждать их. Если верхнюю ступеньку иерархической лестницы займёт наш человек, - и Каретников взглянул на Ивана, - то такие люди быстро переубедятся. Но не те, конечно, которые замешаны в преступлениях и боятся ответственности. Те будут сражаться за свою свободу до конца. Свободу в прямом смысле слова, ибо они могут оказаться за решёткой, как только потеряют власть; и они это понимают.
Ну, вобщем, нам будут противостоять критицизм, нигилизм, скептицизм и трусость преступника перед ответственностью. О лени, трусости вообще, невежестве, алогичности и прочих отрицательных качествах души человеческой я не говорю - это само собой разумеется".
"Спасибо, Олег Павлович, очень обстоятельный ответ",- похвалила учёного Оксана. Затем перевела взгляд на Ивана и обратилась к нему, почему-то перейдя на официальный тон:
"Иван Олегович, вам есть ещё что сказать по теме вашего доклада?"
"Сказать есть что. И очень много чего. Исчерпать такую тему в одном заседании невозможно, поэтому на сегодня я закончу, обратив внимание слушателей ещё на одну сторону толстовской этики. Вот он пишет: - Иван наклонился над своей раскрытой тетрадью, лежащей на столе, и прочёл: - "Нельзя насилием устраивать жизнь других людей.