— Ну?
— Почему мы должны поворачивать направо и идти вниз по течению?
— Потому что, пока ты трепался со своим лохматым приятелем, а Синтия чистила картошку для праздника, я пробежался по окрестностям. Жизнь научила меня не пренебрегать осмотром местности.
— Но куда мы направляемся? — справилась Синтия.
— Подальше от Кладбища, — ответил Элмер. — Как можно дальше.
Глава 10
Бронко еле держался на ногах. Склон холма был крутым и неровным, и Бронко трижды падал, прежде чем мы спустились в долину. Всякий раз я ухитрялся его поднять, но при этом едва не падал сам.
Позади нас какое-то время в небе мерцали багряные отблески. Должно быть, занялся амбар, ибо сеновал гореть так долго попросту не мог. Однако, когда мы достигли долины, зарево погасло. То ли амбар выгорел полностью, то ли пламя удалось потушить.
Идти по долине было значительно легче. Земля была удивительно ровной, хотя иногда попадались неглубокие рытвины. Лес поредел, и луна худо-бедно освещала нам путь. Слева по ходу нашего движения журчала река. Близко мы к ней не подходили, но то и дело слышали плеск воды у каменистых перекатов.
Нас окружала серебристая дымка; порой издалека доносилось конское ржание или иные звуки. Раз над нами, неслышно взмахивая крыльями, пролетела большая птица. Покружившись, она скрылась из глаз.
— Если бы ноги у меня были сломаны с разных сторон, — проговорил Бронко, — я бы ничего не заметил. А так — остается две с одной стороны, четыре — с другой; вот и приходится ковылять.
— Все хорошо, — утешила его Синтия. — Не болит?
— Нет, — ответил Бронко. — Я не способен испытывать боль.
— По-вашему, в случившемся виновато Кладбище, — повернулась ко мне Синтия. — Элмер согласен с вами и я, пожалуй, тоже. Но ведь мы не представляем для них угрозы…
— Любой человек, если он не гнет перед Кладбищем спину, воспринимается ими как угроза, — сказал я. — Они обосновались на Земле давным-давно и потому не терпят ни малейшего вмешательства в свои дела.
— Но мы же ни во что не вмешиваемся!
— Можем. Исполнив то, за чем мы сюда прилетели, и вернувшись на Олден, мы можем все им испортить. Мы расскажем о Земле без Кладбища. А вдруг наша работа получит признание у зрителей? Люди перестанут считать Землю всего лишь галактическим могильником.
— Но им от этого не станет хуже, — недоумевала Синтия. — Ничего же не изменится. Никто не покушается на их способ зарабатывать деньги.
— Вы забываете о самолюбии, — заметил я.
— При чем здесь оно? И потом, чье самолюбие окажется ущемленным? Максуэлла Питера Белла и других князьков вроде него. Но не самолюбие Кладбища — это гигантская корпорация, которую интересуют доходы, объем ежегодного прироста прибыли, себестоимость услуг и тому подобное. В ее гроссбухах нет места самолюбию. Дело не в нем, Флетч. Должна быть иная причина.
Может, она и права, сказал я себе. Может, дело действительно не только в самолюбии. Но в чем тогда?
— Они привыкли править, — буркнул я. — Они могут купить все, что им взбредет в голову. Они наняли кого-то швырнуть гранату в Бронко. Их не остановило даже то, что при взрыве могут пострадать другие. Им наплевать, понимаете? Им наплевать, потому что они привыкли добиваться того, чего им хочется. И, кстати сказать, задешево. Они тут хозяева, поэтому с ними никто не осмеливается торговаться. Мы знаем, чем они расплатились за гранату — ящиком виски. Смехотворно низкая плата! Мне думается, чтобы поддержать свою репутацию, им приходится сурово наказывать тех, кто ускользает из их объятий.
— Вы все время говорите «они», — перебила Синтия. — Но вы же знаете, что нет ни «их», ни «Кладбища». А есть один-единственный человек.
— Верно, — согласился я, — и вот почему я упомянул о самолюбии. Уязвлено не самолюбие Кладбища, а собственное достоинство Максуэлла Питера Белла.
Долина раскинулась перед нами во всей красе — огромный луг, окруженный лесистыми холмами, оживляемый лишь редкими группками деревьев. Река бежала где-то слева от нас, но журчания воды не было слышно уже давненько. Земля была ровной, и Бронко двигался без особого напряжения, хотя при взгляде на него у меня сердце обливалось кровью. Но в общем он держался молодцом.
Об Элмере не было ни слуху ни духу. Поднеся руку к глазам, я посмотрел на часы. Почти два часа. Я не имел ни малейшего понятия о том, сколько было времени, когда мы обратились в бегство, но почему-то в глубине души был уверен, что взрыв произошел около десяти вечера, а это означало, что мы находимся в пути уже четыре часа. Может, с ним что случилось? Разумеется, он должен был подобрать мешки, что остались на том месте, где мы расстались, однако вряд ли они задержат его надолго.