– Вы съели бы овсянку, – внезапно сказала Кира. – Овсянку на молоке. С тостом и крепким кофе.
– Ну вот видите.
– Я знаю вас, – прошептала она. – А вы беспокоитесь обо мне.
Она почувствовала, как он качает головой, не выпуская её из рук.
– Не думаю, что я способен о ком-то беспокоиться. Вы это ещё поймёте.
Он провёл пальцем по её виску.
– Впрочем, я могу лишить вас невинности по крайней мере четырьмя способами за ночь, если вы будете настаивать. Пятью, если вы будете умолять.
– Тем более, – язвительно сказала Кира, – что вы всё равно не совсем одеты. Очень удачно, правда?
– Вытяните руки.
Его тон снова стал сухим и холодным. Ритуал начинался.
Кира послушно вытянула руки вперёд.
– Не так. Ладонями вверх. Вы совсем забыли, как чертятся защитные руны для малых ритуалов, мисс Риаз? Будь дело на моих занятиях, я бы выгнал вас навсегда.
Кира мгновенно опустила ладони.
– Тёмный Лорд рисовал на моих ладонях своей кровью, – хрипло сказала она. – Я не хочу об этом вспоминать.
– А придётся. – В голосе профессора не было ни малейшей жалости. – Вытягивайте, иначе я достану розги из кладовой. И применю их вовсе не на ваших аппетитных ягодицах, хотя они того и просят.
Кира медленно вытянула кулаки вперёд. Помедлив, разжала ладони. И вздрогнула, когда секунду спустя ладони профессора упали на них.
– Вам нечего бояться, – непривычно мягко сказал он. – Тёмный Лорд мёртв, а я рядом. И пока я защищаю вас, ничто на вас не нападёт и не обидит. Вы ведь помните взрыв, которому были свидетельницей?
Кира слабо улыбнулась и кивнула.
– Так-то лучше.
Он быстро чертил руны на её ладонях, и в прохладном прикосновении кисти ничто не напоминало ей Тёмного Лорда.
– Два года назад я столкнулся с мистером Хили в коридорах Академии, – задумчиво сказал он. – И почувствовал что-то странное. Словно на нём лежал отзвук моей собственной магии. Вы понимаете меня, мисс Риаз? Вы качаете головой, и неудивительно: я не понимаю и сам. И я, чёрт подери, не могу отпустить вас к нему, не зная, что он сделал со мной, чтобы этот отпечаток остался: ведь он может сделать то же самое с вами.
– Вы так уверены, что это сделал он? Не вы?
– Полезть на героя войны, которого охраняют Министерство и Протекторат? Я порой совершаю сумасшедшие поступки, мисс Риаз, но не настолько же.
Каллиграфическое перо в последний раз укололо её руку.
– Всё. Теперь стойте смирно.
– Что вы хотите сде…
Кира осеклась. Его пальцы расстегнули её чёрный лифчик, и обе ладони легли ей на грудь под бельём сильно и уверенно. Подушечкой большого пальца он ненароком коснулся её соска, и тело Киры тут же отозвалось на ласку.
Ей захотелось, чтобы он её раздел. Чтобы сбросил полотенце и потёрся об неё, дразня перед тем, как наконец в неё войти. Чтобы она наконец почувствовала его, обнажённого и желающего её. Чтобы она из донора стала его женщиной, принадлежащей ему по-настоящему. Чтобы она…
Дьявол, он был её наваждением. Он раздевал её, ласкал её, угрожал ей, делал с ней всё, что хотел, а она не делала ни шагу, чтобы вырваться из-под его власти. И дело было вовсе не в поводке ритуала, или в том, что он держал в руках её жизнь.
Просто ей начинало нравиться быть покорной, зная, что и он в любой момент покорится её воле. Ведь едва в её голосе прорезалось искреннее недовольство, когда она лежала, опутанная электрической сетью, он тут же остановился. И начал сладкую пытку вновь, едва почувствовал, что в ней вновь разгорелось желание.
Его ноготь скользнул по её соску, и она едва сдержала стон, напрягаясь.
– Не сейчас, – шепнул ей в ухо его голос. – Сейчас мне нужен именно ваш голод. Обратите его в неуёмное любопытство, мисс Риаз, и вы будете моей.
В следующую минуту руны вспыхнули ровным белым пламенем, Кира почувствовала толчок в спину – и шагнула в неизвестность.
– Рональд!
Юноша обернулся. Кира, невидимая, стояла от него в полушаге – или же её не было нигде. Ей никогда не приходилось бывать в чужих воспоминаниях, в которых не было её, и она плохо представляла, каково это было: видеть, но не присутствовать.
А вот молодой человек, её ровесник, которого звали Рональдом, здесь определённо был. И лицо его ей было до боли знакомо.
Хотя она не узнала бы его, пронзила Киру мысль. Знай она его только таким, будь она однокурсницей этого юноши, она не признала бы его в профессоре Деннете: он изменился слишком сильно, и его черты исказил не только возраст. Словно с ним и впрямь произошло что-то, навсегда перевернувшее его жизнь и оставившее на нём неизгладимый отпечаток куда вернее, чем десяток пластических операций или безукоризненно сидящая венецианская маска.