А Дымов стал Лександром Пройтой, восемнадцатого года рождения, и тоже — сотрудником Вспомогательной полиции.
— Так. Лёша, повязку пока не доставай, и… — я на секунду задумался, оглядывая комнату, — как документы спрячешь, ходики со стены сними, — и я показал на настенные часы с боем.
— Ээ… — Дымов на некоторое время потерял дар речи.
— Ну, должно же быть какое-то оправдание, почему мы оказались так далеко от родных мест. Так, хоть, сразу в расход не пустят… А там выкрутимся. Ну, чего застыл?! — прикрикнул я на него.
— Есть! — Алексей, похоже, пришёл в себя.
— И говор свой интеллигентный изврати как-нибудь, я тебя прошу, — добавил я.
… Когда мы вышли из дома, нагруженные двумя мешками с небогатым скарбом, нас уже поджидали. Стоило мне сделать несколько шагов, как из-за забора раздалась команда:
— Halt! Hende hoch!
Я послушно выронил мешок и потянул руки вверх. Скосив глаза я увидел двух солдат, держащих нас на прицеле.
— Nicht schießen… — как можно жалостливее попросил я. — Wir sind von der Hilfspolizei! — добавил я, безбожно коверкая немецкие слова.
Вдалеке послышался шум мотора. "А вот и начальство гадское приехало!" — подумал я и покосился на Дымова.
— Nicht umdrehenf! — раздалось из-за забора, и мне пришлось замереть.
Наконец, в клубах пыли показался «кубельваген», а за ним — грузовик, всё тот же вездесущий «Блиц». "Недоджип" остановился и с переднего места выбрался немец. "Ого, вот это горилла!" — в этом эсэсовце было под два метра росту и сильно больше центнера — весу.
Вулезший вслед за ним офицер казался подростком, хотя на все сто соответствовал "арийскому стандарту" — атлетичный блондин, выше меня сантиметров на пять-семь. Оба были одеты в камуфлированные мелкими пятнышками парки. В открытом вороте офицера я увидел петлицу с тремя «кубиками». "Унтерштурмфюрер — по-армейски лейтенант", — вспомнил я.
Однако первыми в ворота вошли два выбравшихся из грузовика автоматчика и немедленно взяли нас с Зельцем на прицел, причём встали ребятишки весьма грамотно — так, чтобы фрицы за забором не попали на директриссу.
— Wer seid Ihr? — лениво спросил «зазаборных» старший эсэсовец, остановившись метрах в трёх от нас.
— Sie behaupten, dass Sie aus der Hilfspolizei sind, — ответил тот, что скомандовал мне поднять руки.
— Es ist interessant, — протянул офицер, и сделал жест какому-то гражданскому, стоявшему у него за спиной. — KЖnnen Sie sich ausweisen?
— Документы у вас есть? Кто вы? Шпионы? Комиссары? — голос переводчика был резким и неприятным.
— Да… то есть нет, господин начальник. — я постарался сыграть смятение. — Туточки они — в кармане, — и я пальцем показал на нагрудный карман пиджака.
Эсэсовец выслушал перевод, брезгливо скривился и скомандовал:
— Brunner prЭfe sie mal durch!
Из-за его спины вышел ещё один эсэсовец, с одним «кубиком» и полоской в петлице, одетый в обычную серую форму, и приблизился к нам с Дымовым. Первым делом он вытащил из моего кармана аусвайс и, сделав несколько шагов, отдал его офицеру. Затем он повторил ту же операцию с Зельцем. Я думал, что после предъявления документов немцы расслабятся, но автоматчики продолжали держать нас на прицеле, да и «зазоборные» — тоже. А, с учётом того, что из грузовика вылезло никак не меньше десятка вражеских солдат — рыпаться было рановато.
Унтерштурмфюрер развернул наши бумаги и стал придирчиво их рассматривать, затем что-то негромко спросил у переводчика:
— Как вы оказалис в этом районе? — перевёл он вопрос.
— Так это… — я изобразил смущение, — Тут нам сказалы деревенек пустых много. Ну, мы и решылы вещичек каких-нито собрать… — и я кивнул на наши мешки.
Переводчик разразился длинной фразой по-немецки, я же прислушивался, стараясь уловить знакомые слова. "Так, «Marodeurs» — это и без перевода понятно.
По знаку офицера тот же самый немец, что забрал наши документы, подошёл к моему мешку и, распустив завязки, стал копаться в нём. "Ну-ну, исследуй, много ты там найдёшь", — подумал я, но виду не подал, продолжая стоять с дебильно-грустным выражением на лице.
Главный эсэсман снова что-то негромко сказал переводчику:
— Что вы делай так далеко от ваш город?
— Так, мы это… Нас на пожар… Да, приказ был — пожар тушить, — удачно вспомнил я про взорванный командиром склад горючего. — А потом нас это… Ну, тех, которые в лесу прячутся послали ловить… Ну, мы с Лександром и надумали в деревню каку заглянуть… Еды там или вещичек посмотреть…
После того как эсэсовец выслушал перевод, он повернулся к громиле и что-то быстро ему сказал. Пара слов мне сильно не понравилось — если мой слух меня не подвёл, Deserteure — это «дезертир», а «RaubmЖrder» — было похоже одновременно и на «robber», и на «murder».
Здоровенный немец осмотрел меня с ног до головы и что-то быстро ответил офицеру. Из всей фразы я разобрал только «rasiert» и "wohlgenДhrt Schweinen", да и то, понял я их потому, что первое слово я запомнил, когда я учил Тотена бриться «опаской», а прилагательное «откормленный» попалось мне в своё время в какой-то немецкой песне, и по непонятной причине так и засело в памяти. Дело начинало попахивать керосином, поэтому, собрав все свои языковые навыки в кулак, я сказал:
— Herr UntersturmfЭhrer, Ich habe einige wichtige Informationen! — причём, скорее всего, благодаря группе «Рамштайн», вместо классического немецкого «ихь» я произнёс южногерманское «ишь».
Оба офицера удивлённо посмотрели на меня, а переводчик от неожиданности даже рот приоткрыл. "Наверное, с хорошим произношением сказал", — совершенно не к месту подумал я и продолжил, — Informationen ist geheim und dringend!
Громила и командир переглянулись, затем унтерштурмфюрер спросил:
— Wer sind Sie?
— Кто вы? — машинально перевёл толмач.
— Diese Information ist nicht fЭr alle.
Гориллоподобный немец пару секунд сверлил меня крайне неприятным взглядом, а затем, покосившись на унтера, что так и стоял с моим мешком в руках, скомандовал:
— Durchsucht ihm!
Я послушно поднял руки ещё выше. Немец тщательно обхлопал меня, затем достал из одного бокового кармана пиджака скомканную повязку полицая, а из другого — пачку понтовых «офицерских» сигарет «Memphis» и коробок немецких спичек. Показал находки главному. Тот махнул рукой, брось сюда, мол. Шарфюрер завернул курительные принадлежности в повязку и кинул своему командиру. Поймав свёрток, унтерштурмфюрер внимательно осмотрел и повязку и её содержимое, затем достал из пачки одну сигарету, понюхал её, после чего передал мои вещи «горилле». Шарфюрер тем временем обыскал Дымова, правда, у того сигарет в карманах не было, а была тоненькая пачка советских денег, перочинный ножик и маленькая иконка, которую, по моей просьбе Лёха сунул в карман ещё в доме, сняв с полочки в «красном» углу. Дымовское барахло унтер не бросил, а просто отнёс начальству.
Эсэсовский лейтенант что-то негромко сказал ему, после чего шарфюрер махнул рукой солдатам, стоявшим позади офицеров:
— Poltzen, Humrov! Durchsucht das Haus!
Два солдата сорвались с места и, пробежав рысцой несколько метров, скрылись в доме.
Те пять минут, что они там возились, во дворе стояла тишина. Я напряжённо прикидывал возможные варианты:
"Так, вариант самый плохой — мы этим фрицам по барабану, так что они нас сейчас просто прислонят к стенке, и всё… Тогда единственное, что остаётся — постараться подороже продать свою жизнь.
Вариант второй: мы их заинтересовали, но не сильно, тогда они просто погрузят нас в машину, чтобы разобраться позже. Тут основная надежда на Люка и ребят. Могут попробовать освободить нас.
Ну и третий вариант — мы такие интересные и загадочные, что допрашивать нас будут прямо тут, в доме. Для того и солдат внутрь послали. Ну, на ограниченном пространстве мои шансы на победу в рукопашной сильно возрастают, особенно с учётом маленьких сюрпризов, что я в доме оставил. Хотя, «горилла» эта… Как бы его половчее уделать?"