Понятненько.
Мы подошли к двери, которая, судя по всему, и была нашей целью. Сеньора майор вновь приложила браслет, дверь открылась. Вошли.
И оказались в большой просторной светлой комнате с длинным столом из натурального дерева, во главе которого сидела…
…Красивая сеньора с белыми, точнее золотыми волосами, волнами спускавшимися на плечи, которой я бы дал не больше тридцати, хотя ей однозначно больше. Сколько — затрудняюсь предположить, но не меньше сорока. Просто очень хорошо, великолепно сохранившаяся сеньора!
Одета она была в форменную белую блузку ангелов со взлетающим кондором на шевроне и эмблемой на кармане в виде золотой короны. На стуле рядом с ней висел форменный белый китель, на котором отчетливо выделялись золотые погоны полковника. Мод. Очень красивая мод! И, в отличие от Бэль и Сильвии, отнюдь не со смуглой, а молочно-белой кожей. Невероятно редкое сочетание. На губах сеньоры играла добродушная улыбка, но я бы не стал расслабляться — было что-то в ней колючее и бескомпромиссное. Опасная, весьма опасная сеньора! Судя по всему, внутри она не злая, но строгая. К тем, кто оступился, вряд ли проявит снисхождение.
Строгая сеньора кивнула моей провожатой, та, молча, кивнула в ответ и удалилась. Люк закрылся. Мы остались наедине.
Молчание. Я стоял на месте, не смея двигаться, она смотрела на меня, не проявляя эмоций, делая какие-то выводы по поводу моей внешности.
Перед сеньорой лежали отнятые у меня вещи — браслет, навигатор и папка с документами. Открытая папка. Невдалеке стояла большая ваза с натуральными фруктами — бананы, яблоки, ананас, персики, что-то еще, мне незнакомое. Я непроизвольно сглотнул — нам с мамой такая роскошь не по карману. Нет, иногда мама позволяла себе купить подобное, по праздникам, но не в таком количестве.
— Угощайся, — услышал я довольный голос. Мягкий, какой-то бархатистый. Но одновременно грубоватый, с хрипотцой. Я вновь сглотнул, неужели смотрел настолько жадно? Позорище!
Сеньора полковник явно получала удовольствие от моей неловкости. Указала мне на кресло недалеко от себя.
— Присаживайся, Хуан Шимановский.
Я сел. Она достала из ящика стола перед собой сигарету, зажигалку, прикурила и смачно затянулась вонючим дымом с запахом ментола. Как можно потреблять эту гадость? Я не про ментол, про табак. И тут же понял, что не так у сеньоры с голосом — последствия курения. Наверху, в потолке, зажужжала автоматически включившаяся вытяжка.
— Сразу первый же вопрос, почему при такой фамилии у тебя такое странное имя?
Я пожал плечами.
— Это надо спросить у мамы, сеньора. Наверняка, что-то связанное с отцом, не знаю, кто он, как его зовут.
— Печально, — потянула сеньора. — Меня зовут Мишель, Мишель Тьерри, я возглавляю корпус телохранителей. Как считаешь, в мою компетенцию входят кадровые вопросы?
Я вновь пожал плечами, мне это стало надоедать, но иной реакции на шпильку не придумал.
— Сеньора, поймите меня правильно, я не хочу относиться к вашим офицерам с вызовом или, ни дайте высшие силы, неуважением, просто желаю, чтобы меня банально выслушали, а уже потом вышвыривали.
Она кивнула.
— Считай, у тебя получилось. Я тебя слушаю.
— Я… — я раскрыл рот и понял, что растерялся. Сеньора Тьерри вновь улыбнулась.
— Куришь? — кивнула мне. Я отрицательно покачал головой.
— И вам не советую. Вредно это.
Она засмеялась.
— Мальчик, все мы сдохнем. Кто-то раньше, кто-то позже. Позволь уж мне самой решать, какое удовольствие, и в каком количестве перед этим я получу.
Я опасливо заткнулся. Нашёл, кому морали читать о вреде курения! Сеньора мои волнения заметила и вновь улыбнулась.
— Ты остановился на том, что не знаешь своего отца.
Я кивнул.
— Да, не знаю, кто он, а мать не говорит. Никаких документов с его именем, везде фигурирует только мать. Это её фамилия, Стефания Шимановская, потому такой казус с именем. Я даже не похож на неё нисколько, весь в неизвестного мне отца.
— Бывает, — потянула сеньора, выпуская ароматно-удушающую струю дыма. — Она полька?
Скорее утверждение, чем вопрос. Я кивнул.
— Да, но не из Полонии, а из русского сектора. Она дочь ссыльного польского националиста и русской переселенки, но в большей степени русская. Я даже языка польского не знаю.
— Значит, ты у нас русский, Хуан Шимановский? — её глаза засмеялись. Я задумался.
— Наверное, нет, сеньора. Я больше латинос, хотя язык знаю. Меня так воспитала мать.
— У тебя очень мудрая мать! — совершенно серьёзно усмехнулась вдруг сеньора, гася остаток сигареты в красивой фарфоровой пепельнице в виде большого китайского дракона. — Очень правильно поступила.