- Привыкнешь! - ласково похлопала меня по плечу «Первая», помогавшая теперь уже снимать доспехи.
Я кивнул. Сил отвечать не осталось.
Если первый раз я занимался после школы, то есть не так уж много, всего несколько часов, и вымотался настолько, что чуть не проспал на занятия, то теперь, после целого дня тренировок, еле-еле передвигался. Тело болело полностью, с головы до ног, от постоянной раскачки лишенных привода сочленений и суставов, от постоянной гонки и ускорения в непривычном скафандре, да ещё с неизменным оружием за плечом, мешающим нормально двигаться. Это был ад.
Катарина, успевшая переодеться, повела меня в гараж, посадила в машину, села рядом и протянула бутылку с каким-то тёмным шипучим напитком. Я глотнул. Освежающе!
- Что это?
- Хорошая штука, - улыбнулась она, заводя двигатель. - Придаёт бодрости. На время. До дома тебе хватит, поесть, помыться и спать. Завтра не проспи.
В её голосе я смог рассмотреть заботу и сочувствие. Впрочем, не пересекающие некую грань показного безразличия.
- Постараюсь, - буркнул я, чувствуя, как боль переливается из сустава в сустав, из мышцы в мышцу.
- Ты как, держишься?
Кивнул.
- Я думал, ты отменила мне занятия в школе, чтобы не пересекался с Кампосом, который обязательно захочет выяснить подробности. Или с дуболомами его папочки. А ты оказывается вон для чего.
Она усмехнулась.
- Да, действительно, в школе тебе лучше не появляться. Какое-то время. - Она помолчала. - Сегодня мой мнимый шеф с подачи главы корпуса должен был с ним связаться. С Кампосом. И объяснить, что его сын не прав. Но ты сам понял, причина не только в этом.
Я тяжело вздохнул и откинулся назад, проваливаясь в полудрему. Да, не только в этом. Хотя и в этом тоже.
Что ж, ей виднее. У неё в таких вещах есть опыт, до чего мне расти и расти.
Вот чего я не знал, так это как вести себя с матерью. Тяжело было видеть, как она на меня смотрит. Прекрасно понимает, со мной что-то не так, но в подробностях разобраться не может. Действительно, что думать на её месте, если сын, имевший на неделе столько проблем в школе, вдруг пропадает неизвестно где вечерами, заявляется побитый и немощный, еле-еле хватает сил дотянуть до постели, и при этом не говорит ни слова? И сейчас, запихивая в себя ужин, я вдруг осознал, что если не расскажу сегодня, случится что-то нехорошее.
- Это всё она, да? - не выдержала долгого молчания мать.
Я отрицательно покачал головой.
- Она тут не причём. То есть, «причём», но косвенно.
- Это всё после свидания с ней, - продолжала давить мама. В её голосе слышались боль и отчаяние. - Ты другой, Хуанито. После того свидания стал совсем другим. Я не узнаю тебя. Что происходит, сын?
Я тяжко вздохнул и протянул руку, накрывая её ладонь своей.
- Мам, я тебе сейчас одну вещь скажу, только ты не ругайся, ладно?
Она подумала и кивнула. Внутри её колотило.
- Постараюсь.
- Это не только из-за неё.
И медленно, не торопя события, всё-всё обстоятельно рассказал. Про Бэль - мода-аристократку. Про Кампоса. Про моё решение навсегда изменить свою жизнь. Про беседу с сеньорой Тьерри и её обещания мне. И даже про то, что не вижу в своей школе ничего хорошего в плане перспективы.
- Ты сам так решил, или кто подсказал? - подняла вдруг она голову, внимательно выслушав.
- Сам.
Не поверила. Ну, да ладно, главное не осуждает.
Её реакция оказалась странной. Пока я рассказывал, она не перебивала, не устраивала разнос, не обвиняла, дескать, щенок, что придумал, куда лезешь. Только слушала. Когда же всё-всё рассказал, у неё будто отлегло от сердца. Она встала и потрепала меня по голове.
- Какой же ты у меня взрослый, сынок!..
Затем расплакалась и прижала к груди.
- Ты не злишься, мам? За мой поступок? Я ведь даже не посоветовался.
Она улыбнулась сквозь слезы.
- А ты бы меня послушал?
Я тоже обнял её, крепко-крепко. Нет, не послушал бы. Мама - святой человек, но серьёзные решения мужчина должен принимать сам, иначе он не мужчина, а тряпка. И этому меня тоже учила она.
- Мам, я всё равно тебя люблю! Больше всего на свете! Я никогда не предам и не подведу тебя!
- Знаю. - И она разрыдалась.
Когда успокоилась, я всё-таки спросил:
- Ну, так как ты относишься к моему поступку?
Мама промокнула платком последние слёзы и выдавила улыбку.
- Всё-таки решил спросить благословения?
Я кивнул.
- Мне будет тяжело там, зная, что ты осуждаешь и злишься.
Она сделала попытку рассмеяться.
- Ладно, что уж теперь спрашивать. Иди, раз решил. Если это для тебя так важно. Но что бы ни случилось, что бы ты ни сделал, помни, я всегда с тобой, и ты всегда можешь на меня рассчитывать. На мою любовь и поддержку.