Я засмеялся, но тихо, чтобы не привлекать внимание. Это был истерический смех. Из глаз покатились слезы, и я понял, что не могу остановиться - с ним из меня выходило всё напряжение, скопившееся внутри за две недели изнуряющих тренировок. Все эти полосы, препятствия, падения, избиения, насмешки Катарины и других офицеров, и, конечно, постоянный риск, угроза в любой момент превратиться в бывшего Хуана Шимановского. Особенно сегодня, здесь и сейчас. Цель, которую преследовал по дурости, рисковал жизнью из нежелания думать и ориентироваться. Рыцарь, блин!
Из состояния беспричинного смеха меня вывел пинок Катарины:
- Встать!
Я взял себя в руки и поднялся, машинально отмечая, что за её спиной упавшей девушке что-то вкололи, и теперь аккуратно, всей толпой, перекладывают на носилки. Перевёл взгляд на сеньору майора. Глаза той пылали бешенством. Но я её не боялся - хватит, отбоялся своё. Всё, что я испытывал к ней сейчас - презрение. Огромное и всепоглощающее. Я почувствовал, как глаза мои наливаются кровью, а губы искривляются в усмешке.
- Тебе сказали стоять. Какого ... ты попёрся сюда?
Мне нечего было ей ответить.
Она заорала, резко, на весь тоннель:
- Какого ... ты сюда побежал, когда тебе приказали остановиться?! Какого ... ты побежал сюда по полосе?! Ты что, идиот???
Я мог бы что-то сказать, попытаться оправдаться, дескать, идиот, растерялся. Но у меня не было желания. Не перед ней.
Я ещё больше скривил губы, показывая этим своё к ней отношение. Она не выдержала и двинула мне по лицу, резко, сильно, с большим замахом.
Я поднялся. Из носа, заливая рот и губы, по подбородку текла солёная теплая жидкость. Попытался вытереть её рукой, но только развёз по всему лицу и футболке. Естественно, дышать мог только ртом, носа не чувствовал.
- Встать! - раздалось сверху. Железный тон и холодный взгляд. Она дошла до такой степени ярости, когда эмоции отключаются.
Я встал во весь рост. Сзади неё всё ещё возились с пострадавшей, но большинство девчонок смотрело на нас, впрочем, как и обе тренерши.
Снова удар, на сей раз слабее и по скуле. Будь он чуть сильнее, я бы отправился домой через челюстно-лицевое отделение больницы.
На сей раз упал на живот и чуть бок, и тут же попытался снова встать, но мне под ребра заехал металлический доспешный белый сапог. Завыл.
- Ты слышал приказ! Почему ослушался?
Я взял себя в руки, вновь усмехнулся и выдавил, страшно гундося:
- Та пошта ты!
И снова сапогом в живот. Уже сильнее. Сложился в три погибели. Тварь! Мразь! Падаль! Паскуда!
- Я тебя спрашиваю! Отвечать! Почему полез не в своё дело, когда тебе запретили?!
Я лежал и пытался побороть в себе боль. Сука! Стерва! Гнида! Ненавижу!
Вновь удар, но не такой сильный.
- Подняться! Я сказала подняться!
Я приподнялся. Она дернула меня вверх, не боясь испачкаться в крови, и двинула кулаком в солнечное сплетение.
Я лежал, безуспешно ловил ртом воздух и вспоминал Толстого. И понимал, что он - ягнёнок по сравнению с некоторыми. Да, он прессует титуляров и кое-кого из платников, живёт по собственному праву сильного. Но тогда, в фонтане, он первым делом кинулся к своему, вытаскивая его из воды на бортик. Он подонок, жестокий, беспринципный, но он никогда не оставит в беде друга или подчинённого. Хоть в каких целях. Он пёс, в его стае жестокие, даже беспощадные порядки, но стая никогда не бросит своего слабого. Эти же твари - бросят.
- Какого ... ты не подчинился приказу? - разорялась надо мной «Катюша». Я поднял голову. Глаза бешенные, полные злобы и...
Даже не знаю, как это сказать. Отвращения? Да, отвращения. К себе. Она ненавидела себя, а срывала за это злость на мне. Нет ничего хуже понимать, что ты - говно. И я понял, что сильнее её. Сильнее их всех. Да, они крутые, они убийцы, они способны на такое, что....
Но я - над. Потому, что я - человек.
- Что улыбаешься? Чего скалишься? - орала Катарина, и в её голосе не было ничего человеческого.
А ещё в нем отчетливо слышался страх. Я почувствовал его и начал подниматься - он придал мне силы.
- Ну, бей! Бей, паскуда! Ты же это хорошо умеешь делать! - заорал я на неё. Она отступила.
- А лучше убей меня! Давай! Сразу! Чего мелочится? У тебя же это хорошо получается! Раз, бабах, и всё! За здорово живёшь! Ну, давай, что стоишь?!
Я пёр на неё, она отступала, шаг за шагом.
- Да, протупил я! По верху побежал! Только вот я ПОБЕЖАЛ! А вы все, падлы сидели там, говно жевали!
И тут я сорвался, крича до хрипоты, что все находящиеся в тоннеле, даже медики сжали головы в плечи.