— Ничего подобного. — Она отрицательно покачала головой. — Скажи, а ты думал когда-нибудь, почему все узкие специалисты своих профессий — мужчины? Я имею в виду специалистов высокого уровня: повара, профессора, ученые, врачи? Даже политики! Везде одни мужчины, хотя у нас на планете такое равноправие полов, что даже дурам femenino не к чему придраться! Да, возможности одинаковы, но мужчин там все равно больше, как ни крути.
Я отрицательно покачал головой.
— Я не думал об этом, сеньора. Но… Есть такая версия — мужчины умнее.
Она рассмеялась.
— Эти тесты начали проводить лет четыреста назад и до сих пор проводят. На то, кто умнее. И каждый раз результаты под тем или иным предлогом пытаются поставить под сомнение.
Женщины не глупее мужчин, Хуан. У них более активны иные области мозга, но в целом наш уровень одинаков, это факт. Тогда второй пример: почему в общей и младшей школе, в дошкольных заведениях, среди медсестер, продавцов розничной торговли — преобладают женщины?
Я вновь покачал головой.
— Не знаю.
— Внимание, все упирается в такое простое понятие, Хуан Шимановский, как внимание!
Она помолчала.
— Мужчины не умнее, просто у них всего один канал внимания. Бывает и два, и больше, но это уникумы, исключения из правил. Обычные мужчины могут сконцентрироваться лишь на одной вещи, зато достичь в ее выполнении больших успехов. Гораздо больших, чем женщины!
Но заставь их одновременно следить за детьми, жарить яичницу, и ни дайте Древние, в этот момент начнутся новости футбола! — она усмехнулась, и я понял, что она лично проверяла сей факт, на собственном опыте. — Они могут управлять боевым эсминцем, взламывать и крушить оборону врага, работать там, где нужна предельная концентрация и умение быстро принимать сложные решения, но яичница у них сгорит, дети залезут куда не следует и съедят то, чего есть никак нельзя, а фамилия нападающего забившего итоговый мяч на сто третьей минуте, пролетит мимо, потому, что вспомнятся дети и яичница.
— Но… — я понял вдруг, что мне нечего возразить. Сеньора же продолжала:
— Женщина же влегкую пожарит яичницу, заберет у ребенка ненужный предмет изо рта, и при этом будет в совершенстве знать, от кого ребенок у Марии: от дона Хосе или сеньора Мануэля. Но вот на палубе эсминца она в ненужный момент может вспомнить, что забыла положить в косметичку «вон ту лимонно-бордовую помаду». Понимаешь меня?
Я кивнул.
— Наша работа — это работа для женщины: ты не представляешь, сколько необходимо иметь каналов внимания, чтобы держать под контролем сектор обзора, в котором находятся десятки, а иногда и сотни людей. Держать, а если появляется угроза — быстро принять решение, что с ней делать, не упуская из вида остальные части сектора, где также могут находиться потенциальные убийцы охраняемого объекта.
— Но мужчины отчего-то прекрасно справляются с этой задачей! — не мог не заметить я. — Охраняют, держат сектора, принимают решения! Большинство телохранителей — именно мужчины!
— Да, — она согласилась. — Но мы — лучшие. Тебе скажет об этом кто угодно, любой специалист. Мы слабее мужчин, но мы лучшие, потому, что женщины.
— Саму идею корпуса, как ни странно, придумал мужчина. Император Антонио Второй. Он долго занимался такими проблемами, как разница между мужскими и женскими способностями, финансировал исследования. Он не был любителем, разбирался в проблеме досконально, и под конец своего правления решился, назвав детище: «Императорский корпус телохранителей».
Сеньора вздохнула.
— Это его идея — набирать девочек из имперских приютов. Тех, кому ничего не светит в этой жизни, для кого стать телохранителем его величества, находиться под постоянным прицелом с возможностью умереть в любой момент, подарок небес. Император давал девочкам шанс стать выше всех в этой жизни, в какой-то мере войти в элиту, быть почти равным аристократии, и за это требовал немного — безоговорочное подчинение и готовность умереть. И они были готовы умереть за своего повелителя! — повысила она голос. — И те, кого набираем мы сейчас, ничем не отличаются от тех девчонок. Они также готовы умереть по первому слову, с удовольствием идут сюда, чуть ли не бросаясь в ноги вербовщикам. У нас конкурс — шестьдесят-восемьдесят человек на место, при всей нашей дурной славе и репутации, и это не предел! А знаешь, почему?
Я отрицательно покачал головой.
— Потому, что помойка жизни — она всегда помойка жизни, в любые времена. И иногда жизнь — не такая великая цена за то, чтобы ее избежать.