поспешный поцелуй ошпарил кожу.
Апостолы схватились за мечи,
но всё же удалось избегнуть сечи.
Ученики рассеялись в ночи,
тем подтвердив слова застольной речи...
...Костёр пылал в стенах хананова двора,
и челядь спорила о малом и великом,
а за оградой разносился вой Петра,
поверженного петушиным криком.
Синедрион вершил свой скорый суд,
не оставляя никакой надежды,
перевирая Тору и Талмуд
и раздирая напоказ одежды.
Претория гудела, как притон.
Толпа бурлила, бушевали страсти.
Что истина?.. Высок лифостротон,
но человек на нём – лишь символ власти!
Венец терновый – брат лаврового венка,
и багряница – царской мантии подруга.
Никто не в силах знать наверняка:
не суждено ли им сменить друг друга?
Толпа бывает предсказуемой – за плату.
Народный глас ревел: «Спаси Варавву!»
Вода ржавела от холёных рук Пилата,
предвосхищая страшную расправу...
Боль жертвы и усердность палача –
едины, словно стороны монеты.
И плеть хлестала – по нагим плечам,
хмелея кровью Нового Завета.
Что жизнь – во имя целого народа?
Порочный круг сплелся – в уробороса.
И ноги, что легко прошли по водам,
едва шагают. Via Dolorosa!
Путь Плача, помнишь ли ты всех, кто, волочась,
шёл здесь, согнув под скорбной ношей спину?
Увы, Симон, в недобрый день и час
ты повстречался Человеческому Сыну...
Последний шаг. И цель уже близка...
Доска со стоном принимала плоть металла,
покорна грубой силе молотка,
и кровь на руки палачам хлестала.
Час в радости – как миг. Иная грань –
минута муки длится дольше часа.
Как уксус, воздух обжигал гортань.
Ещё глоток – и опустеет чаша!
Светилом, раскалённым добела,
застыла в небе солнца колесница.
Но вдруг – в мгновенье – мгла обволокла
иссушенные земли плащаницей.
Пространство вспышкой света озарилось!
За миг до судьбоносной катастрофы
я, глядя в небо, прошептал: «Свершилось!»
И грянул гром над лысиной Голгофы!..
Задушевная беседа у костра
Рассвет. Усталый диалог
двух правых истин...
– Ужели я тебе, мой Бог,
так ненавистен?
– Покайся и склони главу!
– Потом – колени?..
...Кошмар, оживший наяву.
Помост. Ступени...
Несут посыльные-ветра
к иным трибунам
листовки пепла от костра
Джордано Бруно.
Равновесность
…шажок, ещё…
Дрожит стальная жила. В напряженьи
амфитеатр ощерил хищно пасть…
Едина кара всем икарам – пасть,
не одолев земного притяженья.
И раз… и два…
Харибда-тьма затягивает в бездну.
Металлом тишина звенит в ушах.
Один случайный жест, неверный шаг…
одна шальная мысль – и я исчезну…
И… шаг, другой…
Но что за неспокойная планида –
рубить концы и, ставя жизнь на кон,
пересекать воздушный рубикон
в истлевших декорациях аида.
шаг…
Игра с судьбой. Путь, ставший самоцелью.
Мосты разведены и сожжены.
Лишь лучик ариадниной струны
пульсирует во мраке надземелья…
…вдох…
…Расхристан в пустоте под тёмным сводом,
на грани, где смешались явь и сон,
ступаю – с ритмом сердца в унисон –
по присмиревшим галилейским водам,
направив взгляд не под ноги, но в небо.
Беглец, освободившийся от уз,
я стряхиваю с плеч сизифов груз
гордыни, страха, робости и гнева.
…выдох
Последний шаг, прыжок из ниоткуда.
Я открываю медленно глаза.
А под ногами колобродит зал,
рукоплеща обыденному чуду.
Не Айс!
Около девятого часа возопил Иисус громким голосом:
Или?, Или?! лама? савахфани?? то есть:
Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?
Мф.27:46
Запутавшись в сетях телепрограмм,
я щёлкал между фильмом и футболом.
По двум каналам Пасху служит храм,
по остальным – sex, drugs & coca-cola.
Так задремал. И сон – как суррогат,
бред с видеоидеесинкразией.