Выбрать главу

и шагнул в бирюзовую воду

(будто за руку что-то вело).

И, мотивчик старинной баллады

напевая тихонько под нос,

неизменную лютню, как чадо,

на руках над волнами понёс…

Лёгок путь – если ветер попутный,

В бурдюке – согревающий грог,

И с тобой неразлучная лютня –

Та, с которой прошёл сто дорог…

Наслаждаясь единством с природой,

ты сидел и прихлёбывал эль.

Вкруг костра ветерком-колобродом

увивался невидимый эльф.

Ты прислушался к шелесту: – Ну-ка!

Что ты шепчешь, приятель? Напой!

Лакированный гриф сам лёг в руку.

Дробный ритм отбивая стопой

в такт клокочущим пенным бурунам,

взяв аккорд, ты подправил колки.

И проворные пальцы по струнам

заметались, точны и легки.

Словно капли, посыпались ноты,

и мелодия вдруг пролилась

звонким ливнем. Невидимый Кто-то

в бесшабашный ударился пляс.

Устилавшая землю покровом,

шелестя, закружилась листва.

Ожила, пёстрым платьем махровым

облегла гибкий стан существа,

что металось в чарующем танце.

Погружаясь всё глубже в астрал,

ты качался в мистическом трансе

и – не в силах прерваться – играл.

И, впиваясь – то нежно, то грубо,

пальцы жадно блуждали по ней.

От тепла юной плоти суккуба

страсть и страх разгорались сильней.

Весь дрожа, ощущая руками

сладострастие девы нагой,

ты… разбил лютню. В щепки, о камень.

И отчаянно бросил в огонь.

Захлебнувшись нестройным трезвучьем,

ветер яростно взвыл, разметал

по поляне горящие сучья.

И на землю обрушился шквал.

Что потом? Всё отрывисто, смутно.

…Ты сжимаешь разломанный гриф.

Ураган – как несчастную лютню –

разбивает кораблик о риф.

А по берегу мечутся люди…

Их смывает громада-волна…

…Ты проснулся. В руках твоих – лютня.

Боевая подруга, жена.

Это сон. Только сон. Но как чуден!..

Девять румбов. Семь футов под киль.

Но молчит опечаленно лютня.

И на море безжизненный штиль.

Долог путь. Пилигрим бесприютный,

Что успел в это жизни, что смог?

Ни семьи, ни друзей, только лютня –

И ещё десять тысяч дорог.

Святоносский маяк

Маяк установлен в 1862 году на мысе Святой Нос (Кольский полуостров). В первую же зимовку от цинги из шести человек команды погибли пятеро. Сам смотритель (унтер-офицер в отставке Филиппов) выжил, но по причине перенесённой болезни оставил службу на маяке, на смену ему пришёл отставной унтер-офицер Алексеев. В следующую зимовку от цинги на маяке погибла вся команда – кроме смотрителя.

Вильд (флюгер Вильда) – простейший прибор для измерения скорости ветра.

Среди суровых северных широт,

где не родит земля ни льна, ни хлеба,

где месяц длится ночь, и всех щедрот –

полярное сияние в полнеба,

в оковах вековечной мерзлоты

спят мёртвые поморские посёлки,

стоят пусты раскольничьи скиты.

Всевластны ветры, вороны и волки –

здесь, от царя и Бога вдалеке,

где коротает век моряк вчерашний

на дальнем Святоносском маяке –

во вросшей в скалы светоносной башне.

Зажаты в беломорские тиски

семь человек на остроносом мысе.

Здесь водка не спасает от тоски,

и от больных, с ума сводящих мыслей.

От смертоносных щупалец цинги

не спрятаться за стенами в остроге.

Здесь не беда, что встал не с той ноги,

а радость – оттого, что держат ноги.

…Который день бушует океан,

на вильде то и дело восемь баллов;

и руки старика (он спит – он пьян)

всё тянутся к незримому штурвалу.

И не таких сгибает жизнь в дугу.

От инвалида в море мало толку –

собачьей смерти ждать на берегу

сточившему клыки морскому волку.

…Метель кружит над шпилем маяка,

по одному людишек прибирая,

хромым калекой брезгует – пока.

А шестеро – лежат рядком в сарае.

Их даже не схоронишь по-людски.

Но души ждёт небесная обитель.

Ведь звёзды – это тоже маяки,

и, значит, – каждой нужен свой смотритель.

А тот – один на вымерзшей земле –

кому досталась доля страстотерпца,