- Мне почему-то кажется, что в истории с селестианским семечком тоже без тебя не обошлось.
Я предпочитаю промолчать.
- Что ты собираешься делать дальше? - спрашивает Сид.
- Сам видишь: уехать отсюда. Давно пора.
- Куда вы с ним отправитесь?
Я усмехаюсь.
- Куда глаза глядят.
- А что думаешь о дальнейшей жизни Эллы? - зло говорит Сид. - Тебе не кажется, что ты, как подруга, должна бы остаться и помочь ей?
- Не представляю, чем я могла бы ей помочь. Алексом будут заниматься врачи. Я, правда, сомневаюсь, что им удастся его вылечить...
- Просто поддержать ее не хочешь?
Я пожимаю плечами.
- Нет. Не вижу в этом смысла... Да и не умею я это... Может, стоило бы оставить с ней Джуда, но ты сам сказал, что ей не захочется его видеть.
Сид снова останавливается, положив руку на парапет и загородив мне дорогу.
- Я не пойду дальше, мне пора домой. Я только одно хотел сказать... Я все думал о тебе, Талли, пытался тебя понять. Элла как-то сказала, что ты лучше, чем кажешься, что ты просто одинока, и никто никогда тебя не любил, и что это не твоя вина. Я тоже так думал, но теперь понимаю - нет. Может, ты и не виновата, что такая, но ведь и меняться ты не хочешь, и ты... Ты мне отвратительна. Джуд - просто робот, но даже он человечнее тебя. Я бы еще понял, если бы ты делала так из неприязни, но ты как будто вообще не способна испытывать никаких чувств, и ты от этого хуже, чем жестока. Ты равнодушна, тебе на все плевать! Когда этот Джуд тебе надоест, ты выбросишь его - то есть отправишь обратно, и тебе безразлично то, что ему сделают очистку мозгов и уничтожат как личность.
- Надо же, а я думала, что роботы для тебя - просто роботы...
- Во всяком случае, не он. Я уже сказал, что он более человек, чем ты... И не о нем сейчас речь! Я бы еще понял, если бы тебе было плевать только на андроидов, на их чувства, которые у них почти человеческие, а все-таки не человеческие - но ты и к людям относишься так же! Тебе все равно, кого ломать - робота, человеческую судьбу. Ты разрушаешь все, к чему прикасаешься. И хуже всего, что ты не одна такая.
Я смотрю на него, наклонив голову к плечу, жду, что еще он скажет.
Но он больше ничего не сказал, а оттолкнулся рукой от парапета и ушел. Его короткая полуденная тень пробежала вслед за ним по мостику через речку и растворилась в тени кипарисов на аллее.
Я пошла своей дорогой.
Не собиралась я догонять его, спорить, пытаться переубедить. Его слова меня не задели. Это была правда, и я удивлялась только тому, как поздно он это понял, и еще тому, как сильно подействовало на него это понимание.
Неужели они все считали меня другой - он, Элла, Алекс?
Один Джуд видел меня такой, какая я есть - и любил меня такой.
Я поднималась по знакомой тропинке, кустарник царапал мои голые ноги ниже коротких штанин; изредка я останавливалась и смотрела на россыпь все уменьшающихся разноцветных крыш внизу и на переливающееся под солнцем море.
Джуд ждал на вершине, сидя на том валуне, откуда когда-то прыгнул в море спасать Эллу. Я уселась рядом и стала кидать вниз камешки. По морю бежала крупная рябь, и я не видела кругов.
Мне вспомнилось поверье, что если стоять на краю обрыва или на крыше, то возникнет иррациональное желание спрыгнуть вниз, и я подумала: а у меня возникнет желание столкнуть кого-нибудь. Столкнуть и посмотреть, что будет.
- Ну что, Талли? Пойдем?
- Пойдем.