На этот раз его улыбка показалась мне скорбной.
- Вы правы, это тоже возможно сделать. Правда, немножко негуманно проводить такие манипуляции с почти живым существом, и помните, что такую замену можно сделать только один раз. Почему бы вам все-таки не узнать поточнее, нуждается ли эта девушка в искусственном друге?
Мне не нравился его мягкий менторский тон.
- Я уже сказала, что он ей пригодится. Почему бы вам просто не принять заказ?
Он вздохнул, прежде чем согласно наклонить голову.
Ниши, яркий искусственный свет, зал, консультант - все исчезло, и я снова оказалась на каменных ступеньках, среди сухих травинок, вытянувшихся из трещин. Ноги затекли от долгого сидения, ныла согнутая спина, и я вся покрылась гусиной кожей от свежего ветерка со стороны далеких гор. Из-за мыса выползала луна, тень от скалы протянулась через бухту, и крепость тоже отбрасывала длинную резкую тень, выглядевшую много внушительнее самой развалины. Стихли голоса чаек, исчезли мелкие птички, днем порхавшие среди сухой травы и камней. Какой-то зверек побольше крысы, поменьше кошки бесшумно и гибко скользнул из тени под лестницей в тень кустарника под стеной.
Я распрямилась, потянулась и сбежала по ступенькам - навстречу лунному свету, навстречу новым развлечениям.
***
Заказ прибыл через две недели. Все это время шли дожди, было ветрено. Днем и ночью по городку разносился несмолкаемый грохот прибоя. К концу второй недели порядком похолодало.
Непогода раздражала меня, я не любила ее, как не любила все неудобное, ограничивающее, некомфортное. Из-за холода стало невозможно ходить босиком, я куталась в непромокаемую куртку, нечего было и думать о купании в море, а аквапарки я терпеть не могла... Из-за всех этих неудобств или просто из-за сырости и бесконечного стука дождя меня больше обычного тянуло уехать. Хотелось, чтобы капли дождя размазывались по стеклам несущегося по монорельсу поезда, хотелось смотреть на тучи сверху, из иллюминатора скоростного аэробуса... И я бы обязательно уехала, если бы не заказ. Если я не узнаю, как примет его Элла и примет ли вообще, если не увижу, как станут развиваться их отношения, то не стоило это и устраивать.
И я осталась, только перебралась в другую гостиницу, чтобы хоть как-то сменить обстановку.
Гостиница когда-то видала лучшие времена - об этом говорило множество давно пустовавших номеров в главном здании. Кроме этого трехэтажного выстроенного под старину кирпичного особняка, на территории среди фруктовых деревьев и розовых кустов были разбросаны отдельные домики. Возле моего рос могучий, двухсотлетний, наверное, дуб. Под ним построили шестиугольный двухступенчатый пьедестал - на верхнюю ступень выставляли цветы в горшках, нижняя служила скамейкой. В саду прятались несколько искусно сделанных прудиков, горки с игрушечными водопадами вроде того, что журчал в кафе Эллы. Трава на газонах росла густая, мягкая, всегда идеально подстриженная, на клумбах - ни одного сорняка. В гостинице имелось два бассейна - открытый в саду, второй под стеклянной крышей в пристройке возле дома. На первом этаже дома располагались столовая, кухня и помещения служащих - я имею в виду людей. Механические девушки-горничные, скорее всего, отдыхали от работы в кладовой или стенных нишах.
В эту неделю я мало ходила по окрестностям, но ближе к сумеркам иногда бродила в саду. С дуба капала вода, мелкими ручейками сбегала по трещинам в коре; в чашечках розовых лепестков скапливались прозрачные бусины, падали и исчезали. Капли качались на травинках, травинки сгибались под их легкой тяжестью, а затем, освобожденные, выпрямлялись, словно гордо вскидывая голову. Искусственные ручейки, питающие прудики, превратились в естественные, а прудики помутнели и переполнились. В саду пахло сыростью, свежестью, мокрой травой и землей, палыми листьями, и казалось, что преждевременно наступила осень.
Несколько раз за эти дни я наведывалась в кондитерскую Эллы, и Элла всегда искренне радовалась мне. Если у нее оказывалось время, мы гуляли по улицам, тихим и опустевшим в такую погоду, ходили на набережную смотреть на бушующее море, а затем возвращались в кондитерскую. В эти дни в зале постоянно горел камин, настоящий, с живым теплым пламенем, треском и искрами, и после прогулок Элла подсаживалась поближе к огню и согревала руки, жалуясь, что те вечно зябнут от сырости. Я вешала в угол под поток теплого воздуха из сушилки ее плащ и свою куртку и садилась рядом, ожидая, пока кто-нибудь из ее официанток принесет нам кофе. От промокшего подола длинного платья Эллы поднимался пар. Все у нее было несовременное, даже эти платья, которые она шила сама. Надо отдать должное ее мастерству - платья сидели отлично. Шить было одной из сторон ее жизни, такой же привычкой, как купаться по утрам в море в любую погоду, а потом собственноручно варить себе кофе в старой турке.