Как-то раз, возвращаясь с прогулки, мы встретили Сида. Он поздоровался, я представила его Элле, она со своим обычным гостеприимством позвала его на чашечку кофе. Мы провели с полчаса за одним столиком, выпили по две чашки кофе и опустошили вазочку с пирожными. Сид вел себя очень мило с Эллой, и смотреть на него было занятно. Я знала, что Элла совсем не в его вкусе, что он просто хочет раззадорить меня. Вчера он заходил ко мне в гостиницу, я скучала больше, чем обычно, и разрешила ему немного задержаться. Но как он ни намекал на то, что остаться до утра в одной постели - отличная идея, в полночь я выставила его за дверь под усилившийся дождь. Неудивительно, что он дулся на меня сегодня.
- Это твой местный приятель? - спросила Элла, когда Сид распрощался.
Я кивнула.
- Кажется, я видела его, - задумчиво произнесла Элла. - Он живет на Кипарисовой улице?
- Да, вместе с матерью. Хотя вообще-то правильнее сказать, что он живет на своей работе, то есть в Заповеднике.
Элла сплела пальцы и опустила на них подбородок. Теплый огонек свечей на столе, зажженных по случаю плохой погоды и ранних сумерек, позолотил ее волосы, мягким румянцем окрасил щеки, высветил едва наметившиеся вокруг глаз морщинки, которые она, кажется, и не думала скрывать ни косметикой, ни более долговечными средствами индустрии красоты.
- Талли, ты не пыталась разузнать что-нибудь о своей матери?
- Зачем? - я очень удивилась. Хотя чему удивляться - это ведь Элла, которая всегда считала меня сиротой и жалела за это. Ее родители были первыми людьми, которых она запомнила, она даже знала свою родословную до прабабки и прадеда, а я никогда этим не интересовалась. Я не чувствовала себя частью какой-то определенной семьи, веточкой на родовом древе. Я - просто человеческая единица.
Эмбрион, который затем стал девочкой, которую назвали Талли, девять месяцев развивался в искусственной утробе, пока не настало время его вынимать, потом несколько лет я росла под присмотром механических нянек, а затем - в учебно-воспитательном учреждении, из тех, что раньше назывались пансионами; и мне было уже лет семь или восемь, когда меня впервые навестил человек, назвавший себя моим отцом. Он оплачивал мое содержание, а когда мне исполнилось девятнадцать, очень вовремя умер, и с тех пор я ни в чем себе не отказывала. Я знала, что наступит момент, когда проживу наследство, и тогда придется питаться в бесплатных столовых и ходить пешком, но это - не скоро, и я не хочу об этом думать.
- Мне тяжело было бы жить вот так, - объяснила Элла, - я обязательно постаралась бы узнать свои корни... Ты привыкла, понимаю. Ты не одна такая, а все-таки ничего хорошего нет в такой жизни в одиночку. Жаль, что одиночество все больше входит в моду. Нет детей, нет родителей. Почти не осталось любви и семьи.
- По-моему, любовь и семья - разные вещи.
- Бывает, что да, к сожалению. Нужно, чтобы были одним и тем же.
- Скажи, каким должен быть тот, кого ты могла бы полюбить?
Она натянуто рассмеялась:
- О, всего одно маленькое требование: он должен смириться с тем, что я никогда не стану такой, какой он хотел бы меня видеть.
- Проще говоря, он должен любить тебя такой, какая ты есть?
- Да. Это ужасно трудно для мужчин, Талли.
Так вот, заказ прибыл через две недели. Заполняя бланк, я указала адрес Эллы, но попросила заранее предупредить меня о доставке, и потому-то пасмурным утром в ее день рождения я торопилась к «Пончику». Мне не хотелось, чтобы она, разобравшись, что ей прислали, тут же отослала это обратно.
Кондитерская открывалась в десять, но я знала, что Элла на ногах уже с шести. Подарок доставил стандартный робот-курьер, четвероногий, с двумя парами суставчатых лап-манипуляторов. Упаковка - длинный контейнер, больше всего смахивающий на те ящики, в которые давным-давно укладывали покойников, чтобы потом закопать их в землю на специально отведенных под это дело участках. Нелепый обычай...
Элла вышла на звонок бодрая, с распущенными мокрыми после традиционного купания волосами, одетая в домашнее платье. Она озабоченно хмурилась и, по-моему, совершенно забыла о собственном празднике. Видно, она и впрямь сильно заработалась, потому что вообще-то, в отличие от меня, дни рождения помнила и любила - как свои, так и своих друзей. Эти праздники были для нее еще одной милой уходящей в прошлое традицией.
Первым делом ее сосредоточенный взгляд направился на меня:
- Талли? Что-то случилось?