— Не знал, что это искусство.
— Не скажи, девочки, конечно, недешевы, но, поверь, это стоит того.
Музыка внезапно перестала греметь, первые секунды еще звучали крики — обрывки разговоров, а затем тишина навалилась ватным одеялом. Это было неожиданно и непривычно. Даже толстяк Бэй перестал торговаться и завертел головой, не понимая, что происходит. Затем зал погрузился в темноту, и в темноте возобновилась музыка, но это была уже не гремящая какофония, что звучала до того. Оркестровая мелодия неторопливо полилась из динамиков. По мере нарастания, возник свет, на сцене, он наливался, рос, словно распускающийся цветок, хотя так и было — Вэньян рассмотрел извивающиеся полупрозрачные голографические лепестки, когда цветок распустился, в центре сцены стояла — она! Прекраснее девушки Вэньян не видел никогда в жизни. Матовая персиковая кожа, миндалевидные большие глаза, подведенные черными линиями, что заканчивались стрелками почти у висков, чуть вздернутый маленький носик и пухлые губы, что до конца не смыкались, мило обнажая белую полоску зубов. Она была в облегающем платье, покрытом какими-то чешуйками, что переливались и перекатывались, когда девушка двигалась.
Затем она запела. Вэньяну казалось только для него, чуть с хрипотцой голос вибрировал с его естеством, казалось, проникая в самое сердце, заставляя его биться в унисон, в ритм с песней. Он не заметил, когда в зале снова стало светло, чем закончилась торговля Бэя и официантки, он словно отключился, ушел из реальности, а очнулся только, когда девушка прекратила петь и со скромным поклоном удалилась.
— Эй, парень, ты чего? — оказывается Лао уже давно тряс его за плечи.
— Кто? Кто она?
— Эта-то? Я ж говорил, на сцене девочки, что надо!
— То есть, она тоже — отсюда, из борделя, проститутка?
— Чего, понравилась? Можешь взять, но только советую дождаться других, первыми обычно выпускают тех, кто не очень, вот ближе к концу шоу пойдут настоящие сливки!
— Нет, я… я бы хотел ее…
Лао махнул, рядом со столиком возник прилизанный молодой человек, костюм его был мужским вариантом одеяния официанток.
— Мой друг желает взять эту девушку, — небрежный взмах в сторону сцены.
— Прекрасный выбор! Это наша лучшая…
— Сколько? — прервал Лао.
— Почасово, или всю ночь?
Сослуживец вопросительно посмотрел на Вэньяна.
— Э-э, всю ночь, если можно.
Парень назвал сумму, как для Вэньяна — немалую, это была четверть его месячной зарплаты.
— Согласен! — он поспешно, боясь не столько передумать, сколько того, что девушку может перехватить другой клиент, потянулся к считывателю.
— Хочешь, я расскажу тебе историю? — спросил голос, снова вырывая меня из воспоминаний.
Хотя, разве можно вспоминать то, что было не с тобой? Когда начались эти сны? Кажется, после посещения острова Бога-демона Штейна. С той поры прошел почти месяц, и все это время, словно в тумане, хотя при желании я мог бы восстановить каждую минуту.
— Давай, — чтобы скрасить ожидание и, главное, чтобы отвлечься от непонятных видений, принял предложение своей нанимательницы.
— Жила одна девочка, может, не очень красивая, но очень умная, — начал голос, — хотя красоту сейчас и купить можно, были бы деньги. Девочка это понимала и еще лучше училась, в ожидании того дня, когда сможет как можно дороже продать свои таланты. Погоди, — прервала историю рассказчица, — будь готов, справа от лестницы.
Я подплыл к поверхности, к указанному месту, вытащил вибронож.
— Сейчас!
Надо мной склонилась голова с круглыми ушами, похожая на собачью.
Я высунулся из воды, схватил животное за шею и всадил нож в середину туловища, где было сердце, затем тут же нырнул, утягивая труп с собой. Все заняло около секунды.
Не мешкая, под водой провел ножом, расширяя рану, вода вокруг окрасилась кровью. Я запустил руку внутрь, нащупал желчный пузырь, с силой потянул, вырывая.
Ко мне уже начали подтягиваться пиявки.
— Не забудь семенники, — напомнил голос.
Их я вырезал двумя ударами, затем оттолкнул от себя окровавленное тело, его тут же облепили пиявки, я же, сжимая трофеи, вынырнул.
Комната, приглушенный свет, мягкий ковер, бархатные портьеры закрывают окно, в голокамине потрескивают дрова, столик с напитками, кресла и в центре всего этого — кровать, огромная, да еще под балдахином.