3.
Со временем Веня заметил, что порхающая старушка странным образом все время пыталась в чем-то ему помочь. Случались странные вещи.
Как-то вечный следопыт Жорка Кожанов нашел в густых зарослях крапивы за одичавшим дачным малинником самый настоящий армейский противогаз. Маска противогаза была сделана из светло-серой довоенной резины, а гофрированная труба заканчивалась, как и положено, жестяной ржавой коробкой, в которой надлежало быть фильтру из активированного угля. Но в пять лет такого не узнаешь, пока не раскрутишь коробки.
А не раскрутишь потому, что резьба заржавела. Осталась надежда проковырять в ржавчине дырку. Так Жорка и сделал, и из распавшейся на рваные кусочки коробки высыпался уголь вперемешку с монетами – царскими, фашистскими и покоренных фашистами стран – Польши и Франции…
Монеты поделили по-братски: Верке – две – девчонка, а Веничке с Жоркой по пять…
Но Верин папа с этим не согласился. Он был нумизматом. Так у Венички появился барабан, а у Жорки гармошка, и с тех пор в садике стали звучать “лопушиные” концерты. Веня с Жорой любили выступать в лопухах, но не долго...
Как-то мальчоныши, прихватив с собой неразлучную с ними Верку, смело забрели в лопухи, чтобы заняться особой важности делом — понажимать толстые стручки-самострелы, которые взрывались под пальцами и осыпались на землю белыми капельками спелых мелких семян.
Эффектнее других обычно выглядел тот естествоиспытатель, у которого оставались от недавнего стручка самые витые завитки. Они ценились всего более, как признак особого геройства, поскольку одним из самых любимых сказочных героев был украинский мальчик-с-пальчик Барвинок.
Правда, с именем, по мнению Жорки, он подкачал. Жорка говорил, что у него самого была целая куча имен: и Жора, и Георгий, и Гоша, и Жорж и даже граф де Жермен. Но с графом, по мнению Венички, он явно перегибал.
Не отставала от Жорки и Верка, называвшая себя попеременно то Верой, то Вероникой, то Никой... И даже Ныкейвой, но, Веничка точно знал, что на “гражданском” языке так зовут очень нехороших тетенек, вся нехорошесть которых заключалась в том, что они меняли дядечек, как перчатки, и при этом неплохо зарабатывали...
А Веничкина мама зарабатывала мало, но зато она была учительницей музыки, и у них в доме был Ваничкин папа Марик и метроном. Дедушка Исаак говорил всегда, что и папа Марик, и музыкальный метроном в их доме одинаково бестолковы, и тогда мама Люся начинала потихонечку плакать и упрекать Веничку за то, что он слушает столь глупые разговоры взрослых людей:
— Что же ты, Вениамин, — говорила она, — позволяешь себя вмешиваться между взрослыми. Ишь, как навострил ушки свои на макушке. Да, хочешь знать, взрослые — очень скучные люди, и все разговоры у них — скучнее не бывает, если только, конечно, они не дают знаний.
Но, видно, дедушка Изя по части знаний давно истощился и вечно прятался за газетой, из-за которой он временами сообщал новости особого рода:
— Противогаз тот, что детки подобрали за Байковой горкой, слава Богу, не мина. Их там после войны — залежи. Мины бы им не найти —рук-ног не соберут, а противогаз — два стеклышка и только. Стеклышки, наверное, уже потускнели, как все старые оконные стекла, и через них можно смело смотреть на радугу...