– Не переводи чернила! – Проходя мимо Алисиной парты, Игорь толкнул тетрадку Ганиной. Ее рука дернулась, выведя некрасивый зигзаг. И тут же вспыхнуло! Дурак! Она-то тут при чем? Быстро оглянулся. На лице все та же занавеска из волос. Даже слова ему не сказала, как появилась. В сердцах поддел свесившуюся тетрадку Пращицкого. Она брякнулась на затоптанный линолеум.
Очередь в медкабинет быстро двигалась. Медсестра оказалась неинтересной барышней в очках. Буркнула, не отрываясь от пробирок:
– Садитесь.
И, быстро совершив свою комариную работу, добавила:
– Идите.
Укол был неболезненный, и Игорь тут же о нем забыл. Мимо по коридору прошла Алиса. Головы не повернула. Хочет вызвать в нем чувство вины, чтобы у фразы «никого не виню» появился адрес. Не дождется!
– Давайте, давайте! Лейте кровь на алтарь науки, – прикрикнул Лавренев.
– Вы там сильно не торопитесь, я все выпил! – хохотнул следом Пращицкий.
На них зашикали из-за дверей. Пока одиннадцатый класс резвился, на втором этаже малыши проходил азы школьных премудростей.
Нелли Олеговна не успела вывести на доске название урока, как в класс ворвалась завуч. Именно ворвалась – дверь от толчка шарахнулась о стену.
– Одиннадцатый класс! Вы вообще соображаете, что творите? – грозно начала она с порога, монументальной стокилограммовой массой нависая над учениками.
– Война? Уже? – пискнул Пращицкий, очень натурально изображая испуганного.
– Я тебе сейчас устрою войну! – погрозила в его сторону солидным кулаком завуч. – Быстро признавайтесь, кто это сделал?
Все с готовностью заозирались.
– Я! – медленно поднялся Васильев, пряча лукавую улыбку. Класс облегченно выдохнул. – Но там и было всего ничего, – демонстративно пожал он плечами.
– Чего ничего? – грозно склонилась в его сторону завуч.
– Компота, – простодушно отозвался Васильев, и его конопатое лицо заискрилось. – Всего какой-нибудь литр. Я залпом выпил.
Сообразившие шутку первыми захихикали, так что завучу пришлось перекрикивать голоса.
– Какой компот, Васильев! Я спрашиваю, кто разгромил медкабинет?
– Враги, – не раздумывая, брякнул Пращицкий и уже под нарастающий хохот добавил: – Враги рода человеческого.
– Вам все шутить! – ревела завуч. – А там все пробирки перебиты. Ни одного грамма взятого биоматериала! Кто был у врача последним?
– Медсестра оставалась, вы у нее спросите. – Непрошибаемого Пращицкого даже гнев завуча не гнул к парте. – Может, она оборотень в халате?
– Когда найдем – спросим, – грозно заверила завуч. – Еще раз спрашиваю, кто был в кабинете последним?
Все дружно посмотрели на ряд у окна. Игорь невольно нашел глазами Алису. Она все так же сидела, склонив голову, спрятав за волосами лицо, и что-то чертила в тетради. Девчонки стали гадать, кто же из них был последний. Вышло, что все дружно вошли и дружно вышли, не оставив последнего.
– Кому-то наша кровушка не по нраву пришлась, – голосом ворона-вещуна прокаркал Васильев.
– Да мы все сдали кровь! – Оправдываясь, Пращицкий показал средний палец на левой руке. Вряд ли он вложил в этот жест какой-то другой смысл, кроме желания показать маленький синюшный след от укола. Но движение получилось слишком двусмысленным. Класс за его спиной грохнул. Нелли Олеговна в панике замахала на него рукой.
– Так… – Завуч наградила Пращицкого таким тяжелым взглядом, под которым и броня танка прогнулась бы, но тот лишний раз взмахнул белесыми ресницами и растянул в улыбке потрескавшиеся от весеннего авитаминоза губы. – Дружно встали и пошли в поликлинику сдавать кровь. А я пока вызываю милицию. И если виновный найдется среди вас… – Она еще раз оглядела вытянутые от удивления лица. – Считайте, что заработали свой волчий билет на экзамен.
Ошарашенный, притихший класс стал медленно собираться.
– А чего там было пить-то, – расстроенно жал плечами Пращицкий. – С каждого по пять грамм, тридцать человек. Всего полторашник какой-то. На один глоток…
– Митя, сейчас договоришься, – одернула его Нелли Олеговна, и стекла очков ее теперь уже грустно блеснули. – Иванов, Петров, Сидоров… – Она не договорила.
Игорь сдернул свою сумку со спинки стула, и голова его снова невольно повернулась к Алисе. На тетрадном листке четко и очень красиво крупными буквами было выведено: «В моей смерти…»
Ярость хлопком взорвалась в голове. Если она такая дура, он в этом не виноват. Никто же не знал, что она малахольная. Ей слово, а она сразу в русалки записываться.
– Делать больше нечего? – быстро зашептал он, склоняясь над одноклассницей. Одну руку как бы невзначай положил на ее стул, а другую опустил на тетрадь. Ладонью на страницу. – Опять на тот свет захотела?