– Нужно жить здесь и сейчас, – упрямо ответил Теймур, не отвечая на вопрос отца, – и оставить широкий след в будущее. И не важно, каким будет этот след.
–Полный трупов и крови?
– Пусть. Так даже заметнее.
–Ах, милый мой милый мальчик! Я многое упустил в твоём воспитании. Тебе нужно переосмыслить свои приоритеты, – и изнурительный кашель, вырывающий внутренности и раздирающий горло не дал ему договорить.
«А он совсем плох»,– равнодушно подумал юноша и присел к отцу на ложе.
Тяжело задыхаясь, переставший кашлять каюм жёстко посмотрел на сына и продолжил:
– И поэтому ты должен покинуть клан.
– Отец!– раздражительно ударил по покрывалу Теймур, но старик успокоил его, положив на его крепкую кисть свою сморщенную от морщин руку и утвердительно добавил:
–Это окончательное решение.
– Ты не можешь этого сделать
– Почему? Пока ещё я – каюм и моё решение неоспоримо.
Старик приподнялся на локтях и, громко кашляя, посмотрел на сына:
– Знаю, ты надеешься на выборы. И некоторые были бы не прочь выбрать тебя, но я…, – глубокий кашель, исходящий из самых закоулков дряблого тела ненадолго прервал его речь и вскоре, прокашлявшись, старик продолжил:
–Я убедил их.
–Так это ты, – горько усмехнулся сын и вслух добавил: «Прав был учитель, говоря, беда придёт оттуда, откуда не ждёшь».
–Да, – подтвердил старик, – я убедил их не включать тебя в списки. Ты не готов к мудрому правлению. И приведёшь наш клан к гибели.
–А если ты ошибся в своих выводах? Ты не думал об этом?-внимательно посмотрел сын на отца.
–Нет, – горько усмехнулся каюм, – я хорошо узнал тебя. Жажда власти- твоя болезнь. И она даёт тебе гнать изнутри, распуская свою гниль на других. Ты обязательно излечишь свою душу. Но сейчас ты должен покинуть клан. Пока ещё я каюм и это моё решение.
«Надо же, а он может быть твёрдым, если захочет, – подумал юноша и, сев к отцу на ложе, низко наклонился над ним и тихо прошептал:
–Да, пока. Но мы это исправим, – и одной рукой подтянул ближе одну из окружавших отца подушек.
Неожиданная догадка мелькнула в глазах старика и тут же сменилась выражением боли и ужаса, когда мягкая материя плотно прижалась к захлёбывающемуся от кашля рту.
Холодные, казалось, даже безжизненные голубые глаза равнодушно наблюдали за мелкими судорогами, сотрясающими дряхлое тело, пытающееся освободиться от невероятно сильных молодых рук.
Тонкие губы крепко сжались и скривились в безжалостной улыбке, увидев бессильно свисшие с ложа морщинистые руки.
Теймур откинул подушку с отцовского лица, провёл по нему ладонь, закрыв раскрытые в немом вопросе глаза, и, гордо выпрямившись, крикнул:
–Курдулай!
В юрту тут же вошёл молодой высокий черноволосый мужчина и, увидев свисающее с ложа тело умершего старика, всё понял и преклонил колено:
– Слушаю и повинуюсь, великий каюм.
Редкие звёзды, подглядывающие из- за густых облаков, скрывающих луну, за людской суетой, слабо освещают берег уснувшей реки. Мохнатые тучи всё больше и больше затягивают ночное небо, и вскоре кромешная тьма спускается на землю, закрывая своей тенью громадины кораблей на реке и группы людей на берегу.
Затихают разгульные песни довольных удачным обменов торгашей.
Угасают стоны наказанных плетьми за нерасторопность рабов.
Даже шум ветра замирает от наступившей темноты.
Слабые огоньки угасающих костров на берегу меркнут один за другим, делая тьму ещё больше пугающей. И только мерцающий рой светлячков, бесшумным облаком порхающий над землёй, оставляет в воздухе серебряный свет.
Одинокий костёр ярким огоньком горит в глубине леса среди высоких деревьев.
Вокруг него лежат и сидят славличи, Мудрояр и Йорка.
Вождь толстой веткой переворачивает обуглившиеся сучья в костре, давая им новую силу и подбрасывая свежие дрова:
– Как зарница встанет, обратно двинемся. К полудню как раз будем. А теперь спать всем, – и обращается к дочери:
– Подле меня ляжешь.
Девушка кивает и славличи, кто подложив под голову руку, кто свернувшись калачиком, а кто и просто раскинувшись на траве, мирно засыпают.
Мудрояр остаётся сидеть у самого костра, всматриваясь в темноту и неодобрительно качая головой: «Тьма – то какая. Не к добру, однако. Боги глаза прячут, серчают».
Он широко зевает, встряхивает головой, оглядывается на Йорку и нежно улыбается, наблюдая, как она тихо спит, свернувшись калачиком за спиной отца.