Пригнувшись к земле Хайна, быстро передвигая маленькими ступнями, выбежала в степь и скоро её тёмная фигурка скрылась между курганов. До соседнего клана была всего ночь ходу и девушка радостно представляла встречу со своим будущим мужем.
Ветер обдавал её ночной прохладой, развевая подол тонкой рубахи, путающейся между ног. Острые травинки начавшего засыхать ковыля больно резали голые ступни ног, выбивая капельки алой крови. Тяжёлая усталость наваливалась на всё её тело. Но девушка не замечала этого. Перед глазами снова встала жуткая картина с окровавленной головой любимого отца. Зачем он начал говорить! Ну, зачем?! Почему не подумал о ней, о мамке, брате?
Мамка!
Девушка внезапно остановилась.
Как она могла забыть о ней?
Дура.
Только о себе и думает.
Что будет с ней и маленьким братом?
Теймур не простит её бегства.
И девушка представила жуткие сцены расправы с любимыми ею людьми.
Посмотрела на чистое небо, сверкающие звёзды. В сторону, где далеко за холмами располагалось стойбище соседнего клана и, опустив голову, медленно побрела обратно.
Она будто и не заметила приблизившегося к ней всадника, не услышала его слов, не увидела поданную ей руку, даже не разглядела его лицо.
Какая разница?
Не всё ли равно, кто приведёт её к хозяину?
Главное, что бы он сказал, что она вернулась сама и не сопротивлялась.
Главное, что б гнев разъярённого каюма не обрушился на головы родных.
Главное…
Да какая теперь разница? Что для неё главное?
Теперь у неё не может быть главного.
Нужно просто быть послушной и тогда, может быть, будет всё хорошо. Ну, или хотя бы… терпимо.
Лодка с Купцом, Мудрояром и славличами, уверенно приближается к ладье.
С палубы на них смотрят Малыш – низенького роста пухлый моряк с обветренным загорелым лицом, в широких, явно не местных, красных шароварах, местами выцветших и неумело залатанных, на босу ногу. Голую грудь и круглый живот покрывают густые чёрные заросли. Рядом с ним стоит нереально тощий, с выпирающими рёбрами и выпученными, как у рыбы глазами, но гораздо моложе, чем его сосед, прозванный с лёгкой руки Малыша, Дохлый. И действительно, это прозвище отражало его самую физическую суть. Настолько бледный и худой он был.
– Эй, там, на палубе, – машет руками Торвальд,– трап спускай!
Малыш на мгновенье исчезает и вскоре за борт вышвыривается длинная верёвочная лестница, уходящая концами в воду.
Славличи переглядываются.
– Милости прошу, – язвительно приглашает Купец, указывая на трап.
Мудрояр решительно хватается за верёвку и поднимается наверх.
Трап сильно прогибается под его тяжестью, нерешительно раскачиваясь, и вождь смотрит вниз, на уменьшающихся в лодке людей.
Малыш и Дохлый, видя испуг на лице славлича, хохочут:
–Это тебе не по лесам шастать. Тут сноровка нужна.
Мужчина с трудом доползает по борта корабля и падает в руки принимающих его моряков.
Через некоторое время на судно поднимаются остальные славличи и Торвальд.
–Ну, давай, ищи, коли найдёшь, – купец демонстративно садится на бочонок на палубе и обращается к Дохлому: – трюм покажи, как здесь закончат, мать их за душу.
Славличи разбредаются по палубе, заглядывая под бочки, мешки и тюки.
– Йорка! Дочка! Ты здесь? Отзовись, коли слышишь!
Малыш с Дохлым безучастно наблюдают за поисками, переглядываясь:
– Случилось чего?
–Да, вроде, бабу кто – то уныкнул.
Петро роняет бочонок и тот стремительно катится по палубе, сбивая с ног не успевших отбежать славличей.
– Эй, вы!– кричит Малыш и бросается за ним, догоняет, катит на место, закрепляет и показывает в сторону Петро большой волосатый кулак:
–Как дал бы щас!
Юноша испуганно отступает назад в сторону открывающегося трюма:
– Я это, того, – но, не успев договорить, падает вниз.
– Вот те!.. Бесы морские! Да что б тебя, неладная!..– слышатся его глухие стоны, смешиваясь с хохочущими на палубе моряками
– Того- того… Смотри, куда идёшь, бестолочь сухопутная! – кричит в трюм Малыш и возвращается к Дохлому:
– И чего шум подняли? Было б из-за кого! Из-за бабы! Тьфу, – сплёвывает он: – Мать их налево.
–Цел? – подойдя к трюму, кричит Мудрояр.
–Да, вроде, да, – отвечает Петро.