Глава 18
Тёплые волны Розового моря нежно ласкают песчаный берег Фрикии. Золотая дорожка тонкого месяца бежит по тёмной воде, отражающей миллионы то гаснущих , то загорающихся на ночном небе звёзд.
Тишина.
Только шаловливый ветер шуршит широкими листьями на верхушках уходящих в небо пальм, да накатывающийся на берег прибой шипит белой пеной, уходящей в песок.
Вдалеке от берега, между холмов, в тесной тростниковой хижине, через щели которой проникает тусклый ночной свет, спят, прижавшись друг к другу, уставшие от тяжёлой работы на дневной жаре рабы. Перед дверью, на песке сидит уснувший надзиратель, смачно сопя пухлыми губами и уронив голову на грудь, методично поднимающуюся над толстым животом.
Ему снится сон.
Хороший сон.
Льёт золотой дождь и он, надзиратель, с головы до ног покрывается золотой пылью.
Рядом танцуют обнажённые прекрасные девы, а столы ломятся от жареной баранины и вина.
Одна из дев садится ему на колени и тянет коралловые губки к его лицу.
Надзиратель, нетерпеливо ёрзнув на песке, довольно вздыхает, наслаждаясь ночными видениями, и смачно причмокивает губами.
Рабам то же снятся сны.
Сны о далёкой, навсегда потерянной родине, о густых зелёных лесах, полноводных реках, белом пушистом снеге.
О том, что было когда – то таким близким, а теперь кажется просто сном, приснившимся в одну из ночей.
Вот маленький заблудший мальчик бредёт по ночному лесу к виднеющемуся вдалеке огоньку. Дремучие ели хватают его своими мохнатыми лапами, корявые ветки тянут когтистые руки, и мрачный хохот не спящих сов заполняет ночную тишину. Мальчик вырывается и идёт и идёт вперёд, пока всё вокруг не заполняется огненным светом. Таким ярким, что мальчик зажмуривает глаза. А когда открывает их, седой старик с мёртвыми глазами в упор смотрит на него и беззвучно шевелит посиневшими губами.
И мальчик, дико оглядываясь по сторонам, бежит, бежит, бежит, спотыкается и катится с обрыва вниз.
Летнее солнце лакает своим светом благодатную землю славличей. Зелёное море колыхающейся пшеницы радует глаз. Благодарные чувственной жертвой боги щедро одаряют детей своих природными богатствами.
По селению радостно снуют мужчины и женщины, готовясь к ежегодному празднику солнцестояния.
У одного из домов Койвуусиленно замазывает образовавшиеся между брёвен щели смешанным с соломой навозом. Мимо него проходит почти оправившийся от ран Ратибор и, не обращая внимания на брошенный в свою сторону нехороший взгляд молодого славлича, уходит по виляющей тропинке в сторону реки.
«И когда же ты свалишь отсюда? – Зло думает Койву. – Раны-то уже затянулись, пора бы и меру гостеприимству знать!» – И ещё более усердно, стараясь заглушить закипающую кровь, принялся за работу, злясь на себя за возникающие в его душе порывы ревности к поселившемуся в их селении охотнику.
Но, как ни старался славлич, не мог он забыть пойманный им взгляд Йорки, брошенный на раненого иирка. И этот стыдливый румянец, выступивший на её щеках. И то, что несколько дней не отходила она от чужака, излечивая его раны. Каждый раз, проходя как бы случайно мимо её избы, он заглядывал в узкие щели между брёвен и видел, с какой заботой и нежностью девушка протирала израненную грудь ненавистного ему соперника целебным раствором, а затем смазывала тёмной мазью. Как ему хотелось, что бы медведь подрал его, а не этого болотного дикаря, что бы у его ног сидела возлюбленная, что бы её руки нежно дотрагивались до его груди!
Вытерев руки о полы рубахи, Койву оглянулся и пошёл к лесу, в сторону, где скрылся из виду Ратибор.
Тихо ступая по мягкой траве, вскоре он заметил мелькающую между деревьев мохнатую куртку и остановился.
А что дальше?
Ну, подойдёт он к нему, скажет, что б убирался прочь из деревни и тот его послушает? Или… Что сказать ему? Что б оставил Йорку? Какой дурак! Даже не знает, что сказать. А, может, просто набить ему морду? Нет, точно дурак! Он и руку поднять не успеет, как этот мужлан наваляет ему самому по самые…
Койву посмотрел вперёд, туда, где недавно мелькнула фигура Ратибора, но ничего, кроме листвы не увидел.
Ну вот, теперь и думать не надо. Пока думал, тот и ушёл. Ну почему он такой не расторопный?! Сколько раз повторял себе: задумал- делай.
Чья-то рука больно схватила Койву за плечо и славлич, почувствовав лёгкую дрожь, возникшую в коленках, испуганно повернул лицо и столкнулся взглядом с опущенными на него суровыми глазами Ратибора.
«Ну вот, допрыгался! – подумал он.– Срам – то какой! Чуть в штаны не наклал, – добавил он, чувствуя, как холодная испарина предательским ручейком потекла по его спине.– Сейчас наваляет. Этот долго думать не будет».