–Замаялась, милая?
И столько несвойственной ииркам нежности и ласки было в его прикосновении и словах, что девушка на мгновение усомнилась в своих впечатлениях о нём, но тут же сердито отдёрнула голову и надула губы, отворачивая лицо.
Наблюдая за очередной отвергнутой попыткой, Кантимир тихо засмеялся себе под нос и отвернул голову в сторону. Однако, его ухмылка не ускользнула от зоркого глаза охотника:
– Чего ржёшь?– прикрикивает на него Ратибор.
–Да так, – стараясь подавить приступы смеха, пытается серьёзно ответить следопыт. – Смешно больно, как ты около девки круги нарезаешь, – и, встав с большого валуна, потянулся, – пойдём, что ли, место поищем?
Глава 26
Конные тургары сгоняли толпы оставшихся в живых женщин и детей, завывающих от боли и горя, в зеленеющую долину. Там, величаво красуясь на лоснящейся лошади, гарцевал Теймур, держа верёвку со связанным по рукам Хатымом.
–Что бы ты сделал, победив меня, друг?– издеваясь, спросил молодой каюм.– Убил? Покалечил? Оставил своим пленником? Я не такой зверь, как ты думаешь! Но я должен обезопасить своих воинов. А твои люди, оставшись у меня в тылу, навряд ли будут любить меня. И я не хочу получить нож в спину. Прости, но я вынужден сделать это.
Хатым отчётливо видел, как несколько из женщин, стоящих позади всех, что – то шепнули своим ребятишкам и те быстро затопали своими маленькими ножками в сторону близлежащих деревьев, сопровождаемые плачущими взглядами матерей. Один из воинов заметил это и Хатым напрягся всем своим телом, ожидая его реакции. Но, к его удивлению, тот быстро отвернулся в другую сторону, словно и не заметил ничего и, нарочито грубо наехав на одного из подростков, что то тихо шепнул ему и направил лошадь от него чуть в сторону.
Оглянувшись, подросток быстро помчался к лесу, догоняя малышей, и вскоре они скрылись за высокими кустарниками.
Тем временем пехотинцы Теймура стали оттаскивать от женщин их малолетних детей и толкать их (или грубо нести ещё не умеющих ходить младенцев за ножки) в центр долины.
Одна из матерей попыталась отобрать у солдата кричащее тельце ребёнка, но тут же была зарублена вместе с младенцем несколькими ударами насмерть. Другие боязливо замерли, стараясь крепче прижать своих чад.
–Нет! Отдайте моего ребёнка!– закричала одна из несчастных, и сразу же её подхватил хор высоких и низких женских голосов, полных боли и отчаяния.
Крепко прыжимающих к себе малышей женщин и подростков грубо отталкивали и, согнав в отдельную толпу, выставили перед ними заслон пехотинцев с саблями на голо.
–Мама! Мамочка! У-а-а-а! – раздался по долине плач сотен детских голосов!
–Айса, Мамлик! Ханум! – кричали в ответ матери и более старшие дети, стараясь разглядеть в толпе угоняемых ребятишек, боязливо ворочающих головка на тоненьких шеях, своих братье и сестёр.
И сотни голосов, выкрикивающих прощальные слова и имена, слились в один кричащий гул, в котором не возможно было разобрать ни единого слова.
Одна женщина, вырвавшись из оцепения, бросилась к своему плачущему в толпе малышу, но меткий выстрел не дал ей даже добежать до него, и несчастная с торчащей из её спины стрелой так и упала лицом в траву, до последнего вздоха протягивая руку в сторону сына.
Хатым сильно зажмурил глаза.
Как же прав он был, когда дал умереть спокойно своим детям и жене!
Если бы это случилось с ними…
–Затоптать их!– услашал он страшный крик Теймура и в ужасе открыв глаза, посмотрел на него.
Как он был страшен в этот миг!
С залитыми от гнева кровью глазами, Каюм – баши привстал на своих стременах и, вытянув руку с обнажённой саблей в сторону ревущей сотнями голосов детской толпы орал голосом зверя:
–Затоптать этих мерзких выблюдков!
Но, опешевшие от такого неожиданного приказа солдаты с ужасом смотрели на своего повелителя и не двигались с места.
–Вы что, посмеете не последовать за своим господином?!– страшным голосом прорычал Теймур, зверски скаля зубы, и, с силой пришпорив лошадь, поскакал прямо на беззащитно трепещущую детскую толпу.
Боязливо переглядываясь между собой, от конницы нерешительно оторвался один, второй, третий воин…
В ужасе от увиденного замолчала кричащая женская толпа и только конский топот копыт гулом отозвался в истерзанных увиденной картиной материнских сердцах.
Прижимаясь друг к другу хрупкими, ещё не окрепшими тельцами, малыши с ужасом смотрели на приближающуюся к ним конницу. Кто- то из них держал на своих тоненьких ручках своих, более младших, братьев и сестёр. Кто-то, не в силах стоять, полз по высокой траве, кто –то…
–Примите, боги, души малюток!– раздался среди гробовой тишины заунывный, полный отчаяния и боли, голос.