Время было послеполуденное, поэтому стоянки у ресторанов и кафе большей частью пустовали. Я сбросил скорость, присматриваясь к вывескам. Первым мне попался ресторан «Синий Джерри». Право, не знаю, отчего он мог посинеть. Ну разве что недалеко протекала небольшая речка. Я мог бы заглянуть, но он был закрыт – очевидно, работал в ночную смену.
Следующим оказалось кафе «Шоколадный доктор». Мне не захотелось останавливаться: название звучало как-то глупо. Тем более больница действительно была рядом. Может, это кафе предназначалось специально для врачей.
А вот у второго кафе название звучало более интересно: «Свирель Утреннего Облака». «Песню Утреннего Облака» никак нельзя было отнести к числу наиболее известных вещей в Галактике, и это неожиданное название напомнило мне мои университетские годы на Наэне.
…Ласковое солнце ранней весны. Пляж на берегу моря. Волны медленно накатываются на берег, а потом лениво и неохотно уползают обратно. Яхта, размеренно покачивающаяся вдалеке.
Шаги. Приближаются. Мне неохота открывать глаза и поворачиваться, и я продолжаю млеть на солнышке, честно зарабатывая свежий загар.
– Лекси, ты снова прогуливаешь занятия! – раздается звонкий девичий голос прямо надо мной. Голос будто нисходит с небес.
– Это так приятно – полежать под весенним солнышком, – отвечаю я, испытывая своего рода удовольствие от общения с небесами.
Небеса, однако, остаются недовольны моим ответом, и грозная туча вмиг заслоняет солнце.
– Вставай, смертный, ибо пришел твой час!
– Часы приходят и уходят, а смертные остаются, – философски замечаю я, продолжая лежать.
– Как ты смеешь!..– возмущаются небеса, но что они могут поделать?..
Туча рассеивается, и солнце вновь ласкает мое тело.
Но снова приходит тьма. Она заволакивает небо, озаряя свинцовые волны вспышками молний. Ужасный ливень обрушивается на меня.
Я мгновенно вскакиваю на ноги:
– Ты с ума сошла! Вода ледяная!
– Я знаю, – мило улыбается Эвелин, поправляя подол платья, в котором она принесла воду из моря. – Ну вот, из-за тебя я тоже не пойду!
– Из-за меня?! – изумляюсь я.
– Не в таком же виде! – она показывает на промокшее платье, липнущее к ее стройным ножкам. – Мне нужно переодеться.
– А мне не помешало бы согреться. Оказывается, ветерок холодный, – я уже начинаю выбивать мелкую дробь зубами.
После недолгих колебаний мы решаем, что я захожу вместе с Эвелин к ней домой, она переодевается, а я пью чай, и после этого мы идем слушать лекции.
– Это должно занять у нас не больше семи минут, – уверенно заявляет Эвелин.
Она ошибается, потому что это занимает у нас весь остаток дня. И потом – прекрасный вечер, когда мы пьем чай на веранде, слушая пение цикад и наблюдая появление первых звезд. Эвелин вдруг говорит:
– Ты слышал когда-нибудь об Утреннем Облаке?
– Нет, – признаюсь я, понимая, что речь идет о каком-то названии, имени.
– Не может быть! – восклицает она. – Для меня это целая жизнь!
Она уходит в дом, и через несколько мгновений воздух наполняет тихая и необычайно прекрасная мелодия свирели. Эвелин возвращается ко мне, и долго мы слушаем льющееся пение инструмента, кажется, ожившего и обретшего душу. И я понимаю, что ничего лучше не слышал до сих пор.
В пение вплетается голос Эвелин, ставший необычайно мягким. Она рассказывает:
– Утреннее Облако родилась в самом начале смутного времени. Ее отец и старшие братья были убиты в разгоревшейся войне, когда она была еще совсем маленькой, поэтому она не могла сожалеть об их гибели больше, чем о гибели любого другого, павшего жертвой кровавых раздоров. Ее мать умерла от одной из болезней, которые стали распространяться вместе с голодом. Четырехлетняя девочка осталась одна. Ее могли бы подобрать уходящие от наступающих врагов крестьяне, но они были слишком озабочены собственными детьми: в то время каждый рот считался лишним.
Деревня опустела. А потом пришел один человек – его все считали нищим – с сумой через плечо. Он ходил из дома в дом, но не прикасался ни к чему.
Увидев исхудалого, обессилевшего ребенка, он взял его на руки и отнес в свою хижину далеко в горах. Там и выросла Утреннее Облако, превратившись в девушку необычайной красоты. Старик, – а он уже был стариком до того, как она появилась на свет, – очень любил играть на свирели, и, конечно, он обучил этому свою приемную дочь.
С самого детства она полюбила этот музыкальный инструмент, так как во всем мире хаоса и разрушения только он нес покой и мир. И скоро старик стал замечать, что он сам заслушивается ее игрой не как учитель, но как человек. Тихая песня свирели проникала в самые укромные уголки долины, где они жили, докатываясь до вершин склонов, ведущих дальше, к облакам, и отражалась в мелодичном шепоте кристально чистых горных ручьев. Само небо было ей вдохновением.
Наблюдая, как она взрослеет и набирается завораживающей красоты, старик, скрепя сердце, принял решение. И однажды он сказал Утреннему Облаку:
– Ты выросла здесь, в прекрасной горной долине. Ты видела величие гор, сверкающих в свете утреннего солнца. И теперь это навсегда останется с тобой – красота и величие. Но тебя ждет другой мир – мир людей. И отныне мы должны расстаться.
– Но я не хочу в тот мир, – возразила Утреннее Облако. – Там плохо.
– Ты не смогла увидеть его весь, – мягко ответил старик. – Он не так уж плох. И он станет лучше, если ты принесешь с собой свою красоту и величие.
– Почему же ты сам живешь здесь в одиночестве?
– Я прожил долгую жизнь среди людей и пришел сюда, чтобы подготовить себя к другой жизни. Мое время уже давно истекло, и годы остановились для меня.
Утреннее Облако при этих словах заплакала и прижалась к его груди. Он погладил ее пышные черные волосы и прошептал:
– Обещай мне, что ты вернешься в тот мир. Там тебя ждут.
– Да, я обещаю, – сквозь слезы пробормотала она.
– И будешь оставаться там, даже когда тебе будет казаться, что больше нет сил.
– Обещаю, – повторила Утреннее Облако.
– Тогда иди, – и он отстранил ее от себя. Она остановилась в нерешительности.
– Там твое место, – сказал он.
И она начала свой путь к людям, взяв лишь любимую свирель.
Война давно завершилась, снова воцарился мир. Люди, как и прежде, занимались своими делами. Почти ничего не напоминало о событиях, происшедших здесь пятнадцать лет назад. Крестьяне работали на полях, по дорогам двигались повозки, везущие на рынок зерно; в богатых домах пили дорогое вино, а правители издавали указы. Нигде не горели усадьбы, канавы не были забиты разлагающимися трупами, оставленными спешно отступающей армией и еле волочащими ноги жителями деревень.
Утреннее Облако долго пряталась в кустах близ дороги, не решаясь показаться на людях. Проезжали телеги, проходили одинокие путешественники или перебрасывавшиеся шуточками ватаги ремесленников, а она лишь наблюдала. И так минул день.
Ночь она провела в лесу, которого Утреннее Облако совсем не боялась. Он ей был куда ближе и понятнее, чем пугающий город. А с первой зарей она вышла на полянку, взяла в руки свирель и заиграла.
Вся природа притихла, жадно ловя удивительную и печальную мелодию. Животные выползали из своих нор, ветер перестал шелестеть листвой, облака замерли в небе. И даже время, казалось, остановилось послушать голос свирели.
И услышал этот голос сын купца, возвращавшийся после удачной торговли домой. Остановив быков, он сошел с дороги и направился к источнику звука.
Раздвинув ветви деревьев, прячущие полянку, он увидел девушку чарующей красоты. Его сердце было захвачено этой красотой, поэтому он подбежал и упал перед нею на колени.
Утреннее Облако прекратила играть и в испуге отпрянула назад. Но сын купца начал говорить, и добрые слова согрели ее душу. Он предложил пойти с ним, и она согласилась.
Быки тащили повозку не спеша, путь домой занял несколько недель. И это были самые счастливые дни в жизни Утреннего Облака. Она узнала то, о чем не имела ни малейшего представления до сих пор. «Он не так уж плох», – сказал перед расставанием старик о мире людей. И однажды ей почудился его голос и привиделся он сам. Старик сидел на старом бревне, лежавшем возле его хижины, и говорил: