Синеус повёл бровью, и двое, державшие Рвача, отпрыгнули. Такая несправедливость заставила Игоря отчаянно рвануться, но его удержали, наградив для острастки подзатыльником.
— Чего не поделили? — спросил ярл. Рвач завопил, не дав Игорю раскрыть рта и желая обойти его хотя бы здесь:
— Он меня… назвал… назвал…
И осёкся, не мог сам произнести о себе то, чего не спускал ещё никому.
— Сыном рабыни, — подсказал Синеус из вредности.
Викингам понадобились все их боевые навыки, чтобы остановить Рвача и заткнуть ему извергающий проклятия рот. Викинг вырывался как дикий вепрь, а орал как стая перепуганных ворон.
А Синеус огляделся по сторонам и увидел, как Аскольд отодвинулся от Олега и стал посматривать на свою боевую секиру. Олег не пошевелился, только посмотрел отрезвевшим взглядом. Не забыл Аскольд старой вражды, вспомнил, как Олег пятнадцать лет назад прилюдно избил его за похождения в Киеве. Но когда он покосился на соседа и увидел в глазах Олега смерть, мгновенно одумался, понял, что князь тоже всё помнит:
— Да я так, я ничего; видно, и меня дядюшка Хмель за бороду схватил…
Отодвинул свою секиру подальше.
— Разреши, ярл, я скажу своему кое-что, — обратился Олег к Синеусу. — Это ведь мой дружинник.
Он казался очень спокойным. Ярл кивнул:
— Только не прогневайся… своего я сам накажу.
— Не беспокойся, — усмехнулся бывший князь и полез вон из-за стола.
Игорь увидел Олега сразу, как только его втолкнули; обмяк, его уже не надо было держать. Ему тут же стало так плохо, захотелось остаться дома, в своём Киеве, а не напрашиваться в дружину к Олегу…
— Дай сюда твой меч, — рявкнул Олег. Сказал не тихо и не громко, но так, что сердце Игоря сперва бешено заколотилось, а потом ухнуло куда-то и пропало, точно вовсе остановившись. Деревянными пальцами он с трудом вынул меч и протянул Олегу рукоятью вперёд.
Вещий выхватил у него булатный клинок. Меч, которому сотни лет, как живое существо понял, что пришла его смерть, всхлипнул и… умер, лопнув пополам под могучими руками Вещего.
— Я думал, у меня есть ученик, родич! — прохрипел Олег. Потом зимними вечерами скальды пели, что он покачнулся при этих словах, глаза налились кровью, кадык задергался, видать, пытался сдержать слезы… А ярл хмыкнул:
— Эй! Кто-нибудь, сбегайте к женщинам, они вам покажут, где пиво, которое я велел варить для великого князя еще полгода назад. Ведь не зря же, — ярл пьяно ухмыльнулся, — норны предсказывали, что Вещий вот-вот появится, и он появился. А весной, — Синеус, просиял, — я заложу Десять драккаров, нет, двадцать, для Олега. Олав обещал мне, что нелегко будет найти в море хоть один, где сыщутся, нет, найдутся, подобные!
Олег с облегчением выдохнул:
— Мудр ты всё-таки, побратим!
И гульба продолжилась!
— Во имя отвисшей груди великанши Хель! Руну пива за тех, кого мы били, за их жён, которых мы имели, побратим. Ибо пока человеку есть, что вспомнить, и о нём помнят враги, он жив!
Князь, протрезвевший после непонятной драки, одобрительно мотнул головой.
— Для таких правильных слов подать золотые цареградские кубки! — Олег ткнул рукой в провинившегося Игоря. Тот выскочил, про себя подвывая от счастья.
— Его простили!!!
Кубки наполнили дорогим ромейским вином до самого верха, плеснуло даже через верх. Кубки радостно зазвенели, как же, про них вспомнили, а они созданы для сверкающих побед! У хмельных воинов, у кого на бороды, а у кого и на грудь, выплеснулось терпкое, красно-тёмное вино, запахло тёплым, южным морем, весёлыми, черноглазыми женщинами, а вино запело песни далёких виноградников и страстными голосами таких же далёких женщин.
— Воин жив, пока о нём помнят! Дай мне рог побольше, а то кубок слишком мал! — внезапно прокричал Асмунд.
— Славно сказано, притащите ему рог и поболе, из мамонтовой породы или слоновьей, — промычал Олег, забрасывая себе в рот огромный кусок жареного кабанчика.
Он помолчал, подождал, пока ему не принесут рог побольше. А когда принесли, его брови удивлённо поползли вверх, рог был побольше его меча.
— А теперь скажу я! Человеку нужны и друзья, нужны и побратимы, Синеус! Так выпьем же за них!
— За друзей! — громыхнул викинг. — Чтобы они были такими же, как ты, побратим! — он обвёл взглядом дом, подумал и добавил: — Но таких, как ты, у меня больше нет, а вот врагов — много. Так что давайте выпьем за живого друга да ещё за живых, пока живых, врагов.
Кубки, рога опять наполнились, обглоданные кости швырялись под стол, там затеяли шумную возню собаки. Особенно обнаглевшая выхватила из опущенной руки Олега огромный кусок вепря, рассвирепевший Олег пнул её так, что она пролетела через весь дом, ударилась о бревенчатую стену, взвизгнула и околела.