Да и в целом, трусость — довольно низменное чувство. Ты и сам прекрасно знаешь, как относятся к трусам в твоём мире. Могу сказать, что и здесь к ним относятся так же. Когда творишь всё, что хочешь, но при возможности получить за это по голове, начинаешь изворачиваться и изгаляться всеми доступными способами, только чтобы не попортили твою шкурку так или иначе, это не вызывает у других ничего, кроме омерзения. Мерзкое и низкое чувство, которое срабатывает даже тогда, когда тебе явно ничего не угрожает. Но как же? Что бы ты и получил ответвку за неправильные действия? Так не должно быть!
Ведь ты же такой исключительный! Ты же столько умеешь и знаешь то, чего не знают другие! Ты — царь и бог, а все другие пыль на твоих подошвах! Вот только открою тебе большой секрет — ты далеко не один такой исключительный. На моей памяти, за прошедшие лет сорок героев со способностью трансформатора было не меньше сотни. И сколько их сейчас бродит по Арвазу, неясно, поскольку проявляется она весьма специфическим образом. Нет никаких причин думать о себе, как о ком-то, стоящим выше других, являющимся чем-то лучше других или наоборот хуже. Ты не лучше и не хуже. Да, у тебя есть свои особенности, в чём-то ты достигаешь успеха быстрее, чем другие, но это же правило применимо и к тебе самому. Вот только заметить это, равно как и собственные ошибки, гордыня не позволяет. И какой же в ней смысл в таком случае, если ты не видишь цельной картины, такой, какая она есть?
Но нет, ты начинаешь хитрить и обманывать, в первую очередь, самого себя. Убеждать себя в том, что это не ты ошибку допустил, это чужой недосмотр. И точно так же, ты начинаешь обманывать и хитрить с другими, в итоге плодя вокруг себя целую паутину лжи, в которой и сам же вязнешь, начиная играть словами, чтобы они не раскрыли твоей же лжи, искажать истину, факты, только чтобы не вскрылась твоя ложь… И часто сам же от этого и страдаешь.
А когда ложь вскрывается, и тебе прямо на неё указывают, ты ещё и обижаешься на это. Но, знаешь, открою тебе ещё одну великую тайну — другим абсолютно плевать на твои обиды. Они их никак не затрагивают. Это ТЫ обижаешься, и ТЫ начинаешь накручивать сам себя. Другие об этом могут даже не подозревать. Это сугубо твои личные трудности, и причины их вовсе не важны.
Ты можешь обижаться на что угодно, в том числе на то, что другие не помнят, сколько добра ты им принёс, зато отлично припоминают всё то зло, что ты совершил. Но будь уверен, то же самое относится и к тебе самому. Сколько людей пострадали от твоих ошибок и действий? Не можешь сказать? Потому что не помнишь. Или не хочешь помнить. Ведь это значит, что тебе придётся признать, что ты тоже совершал ошибки, а твоя гордыня этого не позволит…
Более того, припоминая то зло, что к тебе применили когда-то давно, ты начинаешь подозревать других, а не затевают ли они ещё что-то против тебя? Часто за подозрениями не стоит никаких оснований, но однажды же ты пострадал от чужих рук? Что мешает им это повторить? Такова логика, да? Только она не принимает в расчёт то, что люди меняются. Даже ты сегодня не такой, как год назад. А через год ты не будешь таким же, как сейчас.
Ты можешь возразить, что не все люди меняются, что они продолжают совершать одни и те же ошибки, одни и те же поступки, зная заранее каким будет результат, но неизменно надеясь, что уж в этот раз он будет иным. На это я тебе отвечу, что внешний мир всё время меняется, и если ты не меняешься вместе с ним, ты окажешься в стороне, не сумеешь встроиться и успешно действовать. Тебе приходится меняться в ответ на постоянные изменения мира. А там, где есть малые изменения, могут быть и крупные, в том числе, личностные. И далеко не факт, что те же самые люди, что поступили — по твоему мнению — с тобой неправильно, будут делать так же и дальше.
У многих срабатывает привычка, но тут ты и сам волен что-то изменить в себе, способ мышления или действия, чтобы чужая привычка была к тебе неприменима. Это сложно, но не невозможно. Просто надо проявить настойчивость и кое-какие методы и практики, которыми ты уже владеешь.
Адиллара сделала паузу, давая мне осмыслить то, что она говорила. Мне было стыдно за свои предыдущие действия, за то, как пытался поступить с Дзинсаей.
— У всех есть тёмная сторона, — продолжила речь Милосердная, — даже у светлых богов, в том числе и у меня. Что ты так удивляешься? Да-да! Боги тоже подвержены той же гордыне, трусости, злости, жадности, жажде власти, — ей в особенности — похоти и всему остальному. Но знаешь, чем люди отличаются от богов? Люди могут, проявив волю, намерение и желание, очистить свою Изнанку. Боги же этого либо не могут в силу определённых причин, либо не хотят. Даже не задумываются об этом.
— В чём же тогда разница между тёмными и светлыми? — спросил я, несколько обескураженный подобным заявлением.
— Тёмные думают только о себе, о собственной власти и не оглядываются на то, что об этом думают другие. Светлые… иногда тоже так делают, но всё же благо мира и забота о Жизни его населяющей не дают им всецело пуститься в отрыв, что называется. Хотя не редки случаи, когда светлые боги падали, становились тёмными, как и наоборот.
— А ты довольно жестока — вываливать всё это на мою голову без какой-либо подготовки, — заявил я и усмехнулся. В ответ богиня пожала плечами.
— Милосердие не предполагает жалости. Это совершенно разные вещи. Зато, милосердие предполагает сострадание.
— Расскажи мне о метках, — сменил я тему разговора. Голова уже начинала пухнуть, надо было отвлечься ненадолго.
— Метки — это особые отметины богов на умах смертных. Если они слабые, боги могут только наблюдать за отмеченным, но чем сильнее и больше становится метка, тем большее влияние может оказать божество на отмеченного. Вплоть до изменения его мышления.
— То есть, дымноглазая может…
— … вкладывать тебе в голову определённые мысли, которые ты будешь воспринимать, как свои собственные.
Мне вдруг поплохело, и холодок страха пробежался по позвоночнику.
— На твоё счастье, Сарм усилил и метку Света, так что теперь они в некотором балансе. Но как долго он продлится, зависит уже не только от тебя, но и от… той.
— Хозяин, — тихо вмешалась в разговор Амалия, — тебе надо поесть.
Я посмотрел на неё, и в её глазах увидел грусть. Сердце вдруг защемило. Перевёл взгляд на Дзи, но она смотрела на входную дверь. Адиллара уже стояла возле неё.
— Не будь с ним слишком строга, — сказала она. — Он попал под чужое влияние и не отдавал отчёта своим действиям.
— Легко списать свои… хотелки на чужое влияние. Но если такое повторится? Что мне тогда делать? Снова прощать? И как отделить, когда он под влиянием, а когда проявляет свою… истинную суть?
Адиллара некоторое время о чём-то размышляла, после чего сказала:
— Я научу тебя. Отойдём-ка в сторонку. А вы бы пока убрали тело несчастного животного. Он пытался тебя защитить, Олег. Помни его жертву и в будущем старайся взвешивать свои поступки — его кровь и на твоих руках тоже.
Амалия помогла мне встать, вместе мы дошли до Ирбиса. Он уже начал остывать, из вспоротого брюха вывалились внутренности, кровь заливала пол, полуприкрытые глаза подёрнулись белёсой плёнкой.
Моё горло сдавил ком. Я рухнул перед ним на колени, взял голову в руки и прижал свой лоб к его. Тихие рыдания сотрясали меня. Амалия мягко положила руку мне на плечо. Я аккуратно положил голову Ирбиса на пол, встал и обнял девушку, заливаясь слезами. Я так не убивался, даже когда умер мой пёс. Правда, он уже был тогда стареньким, но его угасающий взгляд я запомнил навсегда.
А тут я не мог успокоиться минут десять. Потом всё же взял себя в руки и задался вопросом, в чём дело? Раньше я не был таким чувствительным. Метка Света сыграла?
Я в последний раз положил руку на голову храброму зверю и встал. Амалия активировала свои излучатели, которые изменились — стали чуть крупнее, шире и испустили уже синие лучи, а не красные, в один миг испарив тело Ирбиса.