— Зачем?
Костян начал заметно злиться.
— Тебя он велел увидать, конкретно побазарить по всем деталям! По деньгам-то мы с ним уже договорились. Про остальное Ян сказал, что с тобой нужно перетереть.
Для себя Глеб уже все решил, но медлил — ему почему-то хотелось очень пристально рассмотреть руки Костяна.
— Нет.
Кожаный посетитель шагнул ближе к нему и потер в левой ладони массивный правый кулак.
— Может, поговорим все-таки?
Глеб Никитин еще раз демонстративно и очень медленно осмотрел внешние стати Костяна. С любопытной заботой заглянул в глаза дракона.
— Нет.
— Чего так?
— Не вижу особого смысла. И не хочу.
— Послушай, тебе же все равно человек нужен, чтобы этих гансов на лодках катать, жрачку им привозить, баню делать! Ну?!
— Правильно, нужен. Но не ты.
— Да хорош ты выеживаться-то! Или денег жмешь?
Капитан Глеб вздохнул, закончив осмотр свирепой твари.
— Не деньги я экономлю — внуков твоих жалко, приятель. — Глеб сокрушенно покачал головой.
— Хо! Когда они у меня еще будут-то! А чего ты так о моих будущих внуках заботишься?
— Ну, как же, не повезло пацанам — такой тупой дедушка им когда-нибудь достанется.
Рыбный старшина с угрозой сощурил глаза.
— Значит ты так, залетный… Хочешь, чтобы тебя, как и кореша твоего старого, на берегу тухлым нашли? Или будешь послушным?
Капитан Глеб в полпрыжка встал около Костяна, сильно стиснул пальцами разинутую драконью пасть.
— Повтори!
— Да ну тебя…
Серяков дернул плечом, вырываясь из рук Глеба.
У распахнутой двери он с холодной улыбкой обернулся и провел ребром ладони по горлу.
— До скорой встречи, твое превосходительство!..
Они совсем немного посидели в доме Усманцевых за пустым темным столом.
От предложенного чая Глеб Никитин мягко отказался, просто пододвинул поближе стул. Петровна немного поплакала, поговорила в смятый у рта платок, несколько раз принималась поправлять черную ткань на большом настенном зеркале. Ян за столом с ними особо не сидел, не слушал негромкие причитания матери, все вскакивал во двор, к машине, к колодцу, да и просто без дела суетился в коридоре.
Потом с радостью согласился подбросить Глеба на дальний берег.
У съезда с основной дороги в зеленый сумрак Глеб остановил его.
— Я выйду.
— Чего ты? Тут еще полтора километра будет, до ваших палаток-то…
— Пройдусь, чего тебе машину зря по корягам-то гробить.
Высокий сосновый лес забрал в себя весь внешний шум, и назойливое тарахтенье близкого шоссе постепенно затухало позади.
Вечерний воздух поверх песчаной дороги уже начал остывать, но сквозь редкие красные сосны с залива все еще тянуло теплым тинистым ветерком. Мелкая ласковая пыль проселка беспрепятственно набивалась и вытекала в дырочки сандалий. Длинные сухие хвоинки с тонкой приятностью кололи голые пятки.
Справа, в шаге от песчаной колеи, возвысился в оградке из серых жердей метровый муравейник. Через несколько шагов аккуратно выделился в траве тесаный квартальный столбик с номером. «Двадцать четвертый!» — еще раз позволил себе порадоваться Глеб.
Пыльная соломинка откусывалась легко, но жестко.
«…Костик-хвостик что-то знает о смерти боцмана, но убивал явно не он. О таких личных подвигах просто так, при первом же нервном случае, не треплются. Как взять его за глотку, чтобы заговорил?
…Как завтра моих туристиков сразу же окружить заботой и беспощадным контролем? Что такое интересное придумать, чтобы они не взбунтовались, узнав о странной и неожиданной смерти Никифорыча?
Да, еще… Кто же все-таки сказал Бориске про мои намерения? Почему он так целомудренно и страстно таит это имя?»
Справиться со всем, действительно, будет непросто.
Он еще не знал, как правильно начинать размышления о смерти боцмана Усманцева, гнал от себя мысли о том, что придется изображать в эти дни невероятную радость и куролесить вместе с жаждущей развлечений мужской компанией, и, думая об этом, все время продолжал тревожиться о том, что может подвести сына…
Ализе сидела на раскладном стуле лицом к мелкому прибою.
Неслышно ступая по береговому песку, Глеб подошел вплотную, остановился, тронул женщину за плечо.
— Эй…
Француженки, пусть они и продюсеры, ревут ничуть не хуже, чем ивановские ткачихи, рязанские шлифовщицы или, допустим, простые российские бухгалтерши на самостоятельном балансе. Теперь Глеб Никитин знал это точно.