На удивительный запах стали подтягиваться из темноты уцелевшие бойцы. Всего их набралось на один недорасстрелянный взвод. От немецкой делегации явился только Крейцер из Бремена, шведы были представлены тоже одной, тихой, но все еще уверенной в своих силах особью. Британия самоустранилась от дегустации картофеля и храпела по разным палаткам.
Мир был немного не уверен в себе, звезды раскачивались.
Чтобы не потерять раньше времени в молчании своего старшего товарища, Бориска продолжил приставать к Глебу с нудными и мелкими вопросами.
— А почему ты всегда все пьешь из стеклянного стакана? Даже чай — он же такой горяченный?! Возьми лучше кружку, удобней же ведь, вот, смотри, свободная еще одна есть.
После того как в тишине все в очередной раз выпили водки за дружбу, Глеб Никитин вернулся к обсуждению актуальной темы.
— Я не люблю металлические кружки.
— А почему?
Не в силах много говорить и, тем более, молчать в ответ, Глеб взял из коробка на столе спичку и с силой провел ею под внешним ободком эмалированной посудинки.
— Смотри сюда. — Он покачал сильно испачканной спичкой под носом Бориски. — И ты с удовольствием суешь ЭТО себе в рот?! Ты хоть знаешь, кто, что и когда пил из этой кружки до тебя?! А мыть ее вообще по-настоящему никогда не мыли, так, ополаскивали…
— Отбой! Всем спать.
Поднимаясь из-за стола, капитан Глеб немного, практически незаметно для окружающих, покачнулся.
— Стоять, Орлик! Все в порядке! Убери от меня свои презренные руки!
Бориска действительно отдернул от Глеба руки и, больше того, спрятал их за спину.
К лопушкам по нужде выполз из крайней палатки помятый Хиггинс. Вытирая после этого акта вандализма ладони о свои замечательные маскировочные штаны, он счел необходимым похвалить друга Бориску.
— Ох, и умеешь же ты пить. Полными стаканами со всеми пил — и до сих пор трезвый! Не то, что я… У вас, русских, наверно, с детства такая привычка к водке… Я — спать, все…
В ответ Бориска счастливо и загадочно хихикнул.
За его спиной капитан Глеб отыскал немного душевных сил и пробурчал вслед уходящему в сумерки Хиггинсу.
— А если его еще и подучить немного… Пошли.
— Куда ты собрался? Может не надо, Глеб?
— Бери чистую кастрюлю и пошли. Идем. За мной.
На близком берегу моря, прямо за краем разваленного укрепления капитан Глеб опустился на колени и стянул с себя черную майку.
— Бенефис закончен. Черпай и лей.
— Куда?!
Смотреть на такого непонимающего товарища было бы тяжело и скорбно. Поэтому Глеб Никитин даже не поднял на Бориску укоризненного взгляда.
— Повторяю. Черпай из моря. И лей. Из кастрюли. Воду. Мне. На голову. Десять кастрюль. Подряд.
Где десять, там и восемнадцать. Глеб чихал, как трудолюбивый морж, такой же круглоголовый, счастливый и влажный.
— А теперь полей-ка мне на руки… И отойди в сторонку.
Бориска сморщился, вздрогнул, когда, засунув пальцы в рот и согнувшись пополам, Глеб зашелся рядом с ним в тяжелом кашле. Но длилась эта скверная сцена недолго.
— Теперь еще раз лей на руки. Так-с… И еще одну полную кастрюльку на мою голову. На посошок. Порядок!
Двумя ладонями капитан Глеб Никитин крепко провел ото лба назад по своим коротким волосам. Вздохнул полной грудью, никак не отворачиваясь от моря, в сумрачном просторе которого тлел еще тускло-багровый отсвет заката.
— Вот и все. Пошли, что ли, поруководим там напоследок немного.
Стронуть с места изумленного Бориску такими простыми словами было трудно, почти невозможно. Он опешил.
Перед ним в темноте стоял его прежний Глеб, улыбался ему, как и днем, только вот голос внезапно воспрявшего от хмеля командира был странно медленным, да еще и с хрипотцой.
— Чего ты опять меня с подозрением рассматриваешь? Не осуждай людей так торопливо.
И даже это еще не заставило Бориску сделать шаг в направлении лагеря.
— Пошли, пошли, не задыхайся от волнения.
В расположении их части две армейские палатки темнели и храпели, сквозь щелки третьей наружу пробивался небольшой свет.
— Что за волшебное сияние?
— А это итальянец этот, Салливан, книжку читает. У него диодный фонарик есть, он его на голову на пружинке такой приделал, лежит и читает.
— Он твой, из «Ромео»?
— Ага.
— Держи.