– Значит, умер… – капитан задумчиво дул в чашку – С одной стороны плохо, а с другой…
– Со всех плохо: представь, что в городе начнется! За мифический архив перережут друг-друга, что мясники.
– Надо первым бумажки найти. Сколько всего интересного…
– Поищем, но Ерема тот еще жучара… не на видном месте оставил – Юрков уныло махнул рукой.
– Допил? – Звонарев встал, поправил китель – Поехали, скатаемся да узнаем, что и как.
– К Пушку не пойдешь? Он звал…
– Нет времени, работы полно.
Юрков понимающе хмыкнул и вышел за другом в коридор: через пять минут его потертая красная «девятка» летела к городскому моргу.
Приземистое, одноэтажное здание расположилось недалеко от третьей больницы – по иронии, самой высокосмертной в городе. Синие холодные стены навечно впитали запахи химикатов, смерти и еще чего-то непередаваемого, но знакомого каждому, кто хоть раз побывал в последнем пристанище. Никакой охраны – прямо у входа, на каталке, два трупа, укрытые дырявыми простынями; чуть дальше еще один – валяется прямо на полу, «бесхозник». В конце коридора – железная двойная дверь, за которой играет музыка.
Картина за дверью вызвала отвращение: флегматичный молодой парень – здоровый, рыжеволосый – приделывал руку одного тела к другому. Недовольно качал головой, примерял ее то так, то так… наконец, убрал конечность в сторону.
– Капитан Звонарев – протянул удостоверение, но в руки парню не дал – По поводу Ермолаева. Сегодня привезли, в районе двух.
– Мне их каждый час привозят, оптом, всех не упомнить. Кто таков?
– Около сорока, дорогая одежда – Юрков, успевший прочесть ориентировку, встрял в разговор – Доставлен из Набережного парка.
– А! Есть такой – парень будто бы обрадовался – третий холодильник. Вроде приличный, решили выделить ему «люкс»…
– Хорош шутить! – Звонарев поморщился – Это ж люди были, не куски мяса!
– Поработай с мое, будешь по-другому смотреть. Не поверишь: сегодня входит приличная на вид краля, такая… ухоженная вся, в золоте – жених у нее, того… Ну, подходит она к нему и говорит – почему рука сломана? Отпили и переделай – сама ведь пошла, выбрала подходящую…
– Жуть! – Юрков поморщился – Помрешь, и распилят на части.
– Кстати! – анатом тряхнул головой – Вот ваш клиент!
– В смысле? – Звонарев, идущий к холодильникам, резко обернулся.
– В прямом. Вон лежит, на каталке, его невеста приходила!
Капитан быстро подошел и откинул простынь – так и есть, почти неузнаваемый, но – Ермолаев. Смерть обошлась с ним жестко – мужик красивый был, волевой, спортом занимался – сейчас мумия, страшная и жалкая.
– Нда… – неслышно подошел Юрков: при гигантской комплекции и топорном лице сочувствие в его голосе казалось поддельным – эк, скорежило-то…
– А чего, не надо было руку делать? – парень испугался – Это, что-ль, крутой кто? Так я мигом приделаю!
– Нет у него никого: ни жены, ни детей, ни невесты… Где рука? Родная?
– Ща! Мигом! – парень выбежал из дверей: вернулся через пять минут с посеревшим лицом – Нету! Унесла, кажись, баба!
– Что у вас, выбрасывают органы?! Что за дебильная организация?! – Звонарев медленно краснел.
– Кладут в специальный холодильник, у входа! – рыжий, оправдываясь, чуть не плакал – Она сказала, что положит! Да кому может понадобиться?! А охраны нет – я один работаю, а там…
– Ладно, что не так с рукой было? – Юрков перевел тему – Почему отрезали?
– Поломана, то ли при падении… – в голосе парня мелькнула неловкость, которую мгновенно уловил Звонарев.
– Договаривай!
– Ну, я давно работаю… Таких травм от падения не видел. Открытый перелом, возле локтя – похожие бывают у тех, кому нарочно сломали.
– Так ведь не ломали: сердце, говорят, не выдержало жары.
– Сам, наверное, сломал…
– Это же бред: зачем? – Юрков пожал плечами – Шел и надумал сломать руку?
– Того не знаю – парень для пущей убедительности выставил ладони – Скажите… что со мной будет? Я ведь один, за охранника, за доктора… А люди, знаете, разные приходят, кто накричит, а кто и…
– Расстрел надо бы… – Звонарев отвернулся – Устроим проверку на халатность: выясним, кто виноват. Камеры хоть есть?
– Есть одна, на входе. Выведена в больницу, на пульт.
Не прощаясь, следователи вышли и с удовольствием втянули грудью чистый летний воздух.