С Невы дул все тат же знакомый пронизывающий ветер, и было, как всегда в Петербурге, слишком много воды и ветра, слишком много дождя и снега. Но Анне сейчас нравилось все — и вода, и ветер, и дождь, и ледяная Нева, и хмурое небо, ибо это была ее осень — пора сбывшегося счастья.
— Еще совсем недавно, при тетке Анне, я пряталась в этом саду от Антона-Ульриха, — рассказывала правительница Линару. — А Юлия стояла на часах, как солдат. Тетка тогда отхлестала ее по щекам, а меня заперла — в одном покое с мужем, чтобы мы поскорее произвели на свет наследника! Ныне же я счастлива, и гуляю по этому саду с тобой! Я не могла даже мечтать об этом… У меня никогда не было ничего своего, а теперь — есть все. Сын, Россия… И ты!
— Наше счастье непрочно, Анна. У тебя слишком много врагов!
Анна молчала. Все это казалось ей на редкость несправедливым. Она старалась быть милосердной, творить добро, загладить грехи тетки, но, как выяснилось, друзей ей это не прибавило.
— Враги… Мориц, как это незаслуженно! — сказала она наконец. — Не я ли велела вернуть из Сибири Наталью Долгорукую и других, несправедливо осужденных при тетке Анне? Не я ли дала свободу придворным шутам, несчастным Волконскому и Голицыну? Я даже возвратила из Сибири любовника этой неблагодарной Елизаветы, Алексея Шубина!
— Ты делала все это, ожидая людской благодарности, мон амур? — поинтересовался Линар.
— Нет, я всего лишь хотела, чтобы все было не как при тетке! Не так люто! Я хотела и хочу быть милосердной правительницей.
— Твое милосердие, Анна, не поможет тебе удержать власть. Нужно быть хитрой, решительной, жесткой. Иначе тебя съедят!
— Значит, чтобы удержать власть, необходимы и пытки, и казни? Как при тетке?
— Не нужно пыток и казней. Но осторожность и решительность тебе не помешают.
— Ты прав, Мориц, но я не хочу думать об этом сейчас! Сейчас мы счастливы, а в завтрашнем дне волен только Господь!
— Увы, придется принять меры! И прежде всего надо устранить Елизавету. Она опаснее других.
— Я не могу сослать Елизавету или постричь ее в монахини. Будет мятеж в гвардейских полках! Особенно в Преображенском. Там ее слишком любят.
— Тогда выдай Елизавету замуж — и подальше отсюда!
— Подальше — но куда?
— Говорят, к нам едет принц Людвиг, красивый и ловкий брат твоего муженька…
— Да, Антон-Ульрих просил меня об этом…
— Так сделай Людвига герцогом Курляндским и выдай за него Елизавету! Он должен ей понравиться: красив, смел, умен, честолюбив… Даже слишком честолюбив!
— А если она не согласится?
— Поставь ей ультиматум, мон амур: или брак, или монастырь!
— Однако ходят слухи, что Елизавета уже замужем, — медленно и неохотно проговорила Анна.
— Я что-то слыхал об этом, — подхватил Линар. — Тайный брак? Но с кем?
— С кем-то из приближенных. Есть у нее один красавец-певчий, малоросс. Разумовский, или как там его…
— Быть не может! — не поверил Линар. — Елизавета слишком честолюбива для тайного брака с каким-то певцом. Сплетни. Клевета. Впрочем, мы это проверим!
— Каким же образом, милый?
— У меня есть свои средства и доверенные люди, чтобы открывать скрытую правду, мон амур…
Далее Линар откровенничать не захотел, а правительница не расспрашивала. Анне вполне хватало того, что она идет под руку с Морицем по осеннему холодному саду, не чувствуя ни дождя, ни ветра, ни сырости, ни бремени власти. Только сводящую с ума легкость свалившегося с неба счастья, этой неожиданной манны небесной, доставшейся ей, девочке-сироте, нелюбимой племяннице, всегда — одинокой и зависимой, но теперь, впервые в жизни, — свободной и радостной.
И если Линару их хрупкое счастье внушало непрестанные опасения и беспокойство, то Анна дышала ветром и дождем Севера, как другие дышат воздухом и солнцем Юга. С улыбкой, полной грудью, и с душой, полной радостью бытия. Пусть недолгой, но ее собственной.
— Нынче рядом с правительницей Линар и Миних, а ваше влияние, мой дражайший герцог Брауншвейгский, обращено в тень, в ничто… Тогда как вы — отец императора, генералиссимус и, осмелюсь сказать, более чем наша августейшая Анна Леопольдовна способны править Россией…
— Более, чем Анна, господин Остерман? Почему же?
— Вы рассудительны, осторожны, умеренны… Вы — военный герой, вас любят в войсках… В гвардии — вряд ли, она слишком мало бывала в огне, но в армии — несомненно! Анна, словно в противоположность вам, капризна, упряма и, желая быть милосердной правительницей, творит добро всегда так некстати…