— Вы действительно очень многое знаете, чего не мог знать бы просто ловкий человек, вздумавший подняться на имени несчастного узника Иоанна Антоновича, — раздумчиво промолвил Бирон. — Про графа Шувалова, и про государыню Елизавету Петровну, и про Петра Федоровича. Одно из двух. Либо вас подучил некто из сильных мира сего, либо… Второе «либо» я не стану пояснять ради вашего же блага, милостивый государь… Надо же, как неуместно вырвалось.
— Благодарю, ваша светлость. Но никто не подучивал меня. Я просто помню… Все помню… Ежели бы забыть! Какое счастье — забыть!
— Так забудьте! Ради вашего же блага, забудьте! Слово чести, забуду и я, вы выйдете из этих дверей свободным человеком… Какая жалость, вы ведь ничего не забудете!!
— Не забуду. Ибо это было бы предательством! — тихо, но твердо повторил странный гость.
— Что ж, тогда я умываю руки, — тихо и словно со стыдом сказал Петр Бирон, — Вы сами решили свою судьбу, сударь. Ежели я отпущу вас, после всего, что было здесь, государыня Екатерина Алексеевна объявит меня изменником, и на старости лет отправит в тихое уединенное место с четырьмя каменными стенами и решеткой на окошке. В тот же Шлиссельбург, например, вот будет божественная ирония, не находите?! А я, изволите ли видеть, туда не хочу. Я уже побывал там однажды, и мне хватило… Так что не обессудьте!
— На все Господня воля. — безучастно ответил гость. — Не мне вас судить. Матушка, правительница Анна, нанесла смертельную обиду вашей семье. Вы вправе мне мстить.
— Я не мщу вам, сударь, но и спасать не стану… Видит Бог, я хотел, но вы сами перешли предел. Просто… Вы пришли не к тому человеку просить о помощи. Я, подобно вам, прошел через горнило заключения. Но, в отличие от вас, они поселили во мне страх. Не ведаю, что вы хотели разбудить во мне… По-настоящему получилось разбудить только страх. Это страх на самом деле — его светлость герцог Курляндский. И он арестует вас и препроводит в Ригу, пусть там решают… Не здесь! Не я!
Незваный гость тяжело поднялся из кресел и еще тяжелее посмотрел на герцога Бирона.
— Страх, как много вокруг страха, — словно говоря сам с собою, произнес он. — Как много зла делает страх! Матушка, правительница Анна, не была жестокой. Она так поступила с вами и с вашим семейством из страха. Боялась вашего отца. Боялась за себя, за меня… Думала, верно, что ваш отец отнимет у нее детей, а ее с мужем сошлет в Сибирь. И императрица Елизавета тоже боялась… Боялась живого императора Иоанна Антоновича, и боялась его убить. Потому и прятала меня сначала в ссылке, потом — в тюрьме. Страх — опасный советчик, и вам он ныне подсказывает правильное, но бесчестное решение. Я вот уже никого не боюсь. И никого не осуждаю. Это привилегия мертвеца. Я узнал все, что хотел… Я в вашей власти, ваша светлость, извольте позвать стражу.
«Купца» Тимофея Курдилова из Риги отправили под конвоем в Петербург, в Тайную канцелярию. Держали в Петропавловской крепости, долго допрашивали. Сам Степан Иванович Шешковский дознание учинял. Курдилов твердил одно и то же: «Я чудом спасшийся император Иоанн Антонович». Пытать его государыня Екатерина Алексеевна запретила — Шешковский так и не понял, почему.
После дознания Курдилова сослали в Соловецкий монастырь — с мягким предписанием: поселить в келье, где сам захочет, выпускать на прогулки без ограничений, только чтобы из монастыря никуда не делся. На содержание узника было положено отпускать из казны 10 копеек в день. Не много и не мало. Прожить хватит.
В Соловецком монастыре названный Тимофей Курдилов вел себя тихо и прожил недолго. Иноки, что были приставлены смотреть за ссыльным, после рассказывали, что он все сидел у воды целыми днями и смотрел на пепельно-серые волны Белого моря. Такие похожие на воды Ладоги. Верно, представлял себе, как плывет куда-то. Может, в Данию, к братьям и сестрам. А, может, и на тот свет, к матери и отцу. Так засмотрелся — что у воды и умер. А с ним умерла его тайна, известная только ему самому. Да еще неведомым «добрым людям», имена которых так и не смог выведать у арестанта умелый дознаватель Степан Иванович Шешковский…
Часть первая
Аннушка Вторая
Глава 1