— Сударыня, ввиду сложившейся ныне ситуации нам надобно посоветоваться и согласовать совместно наши действия…
Аннушка брезгливо отдернула руку. Она с трудом сдержалась, чтобы не накричать на него, и то лишь потому, что боялась потревожить покой ребенка. Не нашел лучшего места для своих нелепых конфиденций, чем у детской колыбельки! И как же он нелепо, вычурно объясняется всегда!
— Я не знаю… — Анна и вправду не знала, что теперь делать. Ей хотелось позвать верную Юлиану, посоветоваться. Юлиана, как всегда, подкрепит ее решимость.
— Надобно что-то решать, — настаивал Антон-Ульрих.
— Отныне все решает Бирон, — ответила Аннушка, — Его тетка назначила регентом. Мы с вами только родители маленького императора, никто более. Извольте замолчать, ребенок боится вас.
Она демонстративно повернулась так, чтобы своей узкой спиной заслонить своего сына от этого неприятного человека, которого жестокая превратность Фортуны сделала его отцом.
— Нынешнюю экспозицию сил невозможно потерпеть, — шепотом, но с неожиданной храбростью настаивал Антон-Ульрих. — Бирон непредсказуем, как все ловцы удачи. Он являет собой опасность для нас. Правительницей при нашем сыне надобно стать вам! Вы внучка русского царя, у вас есть наследственное право, сударыня! А у меня — мой кирасирский полк и множество боевых товарищей в армии, вплоть до самого генерал-фельдмаршала Миниха. Мы сильнее тем, что Бирон нелюбим и даже ненавидим в рядах…
— Молчите! — Анна зажала ему рот рукой. — Молчите! Нас могут подслушивать… Еще не время! Ах, сюда идут…
Действительно, сзади раздались сильные и уверенные шаги. Герцог Брауншвейгский обернулся, готовый ко всему. Но то не были шаги врага. Подошла Юлиана Менгден. Она всегда так тяжело, по-мужски ступала, когда искала серьезного разговора. Как гвардеец. Странная женщина. Рыцарь, заключенный в слабое женское тело. Но как умна, как хитра, как решительна! Она обязательно подскажет слабой духом Анне Леопольдовне правильный путь. Антон-Ульрих знал, что госпожа Менгден, мягко говоря, недолюбливает его, но был убежден, что сейчас она поддержит его идею. Обстоятельства и стремление защитить Аннушку превращают их в союзников.
— Его светлость герцог Бирон сегодня на редкость добр. И щедр. Пустил меня в спальню маленького императора. Дабы я уведомила, что он идет сюда сам. Хочет поговорить с тобой Аннушка, — сказала Юлиана.
— А ты? Ты останешься со мной?
При этих словах жены Антон-Ульрих опять недовольно дернулся. Решительно, он был здесь лишний. Отец императора — и только. Не муж, не любовник, даже не друг. И всего обиднее, что его место заняла женщина. Эта мужеподобная фрейлина…
Впрочем, если Анна решит вернуть в Петербург красавца Линара, и ей это разрешит Бирон, то отец императора станет вовсе никем. О нем будут вспоминать лишь когда понадобится предъявить двору и народу отца венценосного ребенка. Тогда он точно не сможет сделать ничего, чтобы защитить жену и сына. А ведь есть еще дочь Петра Великого, цесаревна Елизавета, и преданные ей гвардейцы! Эту опасную соперницу маленького императора тоже нельзя сметать со счетов!
— Так ты будешь со мною, Юленька? — Аннушка настаивала, словно сама была маленьким ребенком, не хотевшим оставаться наедине со злым человеком.
— Я буду рядом, — Юлиана Менгден, не стесняясь герцога, сильно сжала руку его жене и на мгновение прижалась к ней в слишком красноречивых объятиях. — Не волнуйся, мой дружок, Аннушка!
И она выскользнула за дверь, но можно быть уверенным — в нужный момент она окажется неподалеку.
Вошел Бирон. Наглый, уверенный, довольный. Лоснящийся от удовольствия, словно сытый кот, объевшийся сливками власти. «Сейчас у него будет отрыжка», — подумала Анна Леопольдовна.
— Я желал бы поговорить наедине с вами, принцесса. Извольте выйти, герцог.
— Вы не смеете мне приказывать! — начал было Антон-Ульрих, но Бирон только рассмеялся.
— Смею, милый мой, еще как смею! — отрезал он. — Волей покойной государыни я назначен регентом при маленьком императоре. А вы, голубки мои, всего лишь его родители.
— На правах отца императора я останусь! — заявил Антон-Ульрих. Но решительность и смелость, которые так легко давались ему на войне, под стенами Очакова, теперь оставили герцога. Его голос прозвучал не слишком уверенно, и Бирон презрительно усмехнулся.
— Изволите бунтовать? — ехидно переспросил он. — Не советую!
— Выйдите, сударь, — попросила Анна. — Вы разбудите малыша.
— Но, сударыня… — попытался возразить Антон-Ульрих. Анна Леопольдовна лишь устало махнула рукой. Отец императора вышел.