Впрочем, с Анной Леопольдовной лучше поговорить заранее — хотя бы утром назначенного для переворота дня. А то вдруг девчонка заупрямится и все провалит?! Принцесса, как известно, капризна и упряма, а Миних хотел застраховать себя от ее непредвиденных прихотей.
Утром 8 ноября 1740 года генерал-фельдмаршал явился к Анне — при полном параде, во всем блеске регалий и сиянии воинской славы, которое, как казалось Миниху, исходит от него и видимо невооруженным глазом. Миних был как никогда доволен и горд собой.
Разговор вышел коротким и сентиментальным. Собственно говоря, Миних был уже предупрежден обо всем вездесущей Юлианой Менгден и собственным сыном, женатым на сестре сей любимой подруги принцессы. Знал заранее, что Анна примет его услуги и согласится на заговор против Бирона. Нужно лишь слегка подтолкнуть ее к этому и заверить, что всю опасность он, как верный рыцарь, примет на себя.
В покоях у принцессы, обитых нежно-золотистой тканью, среди трескотни и пения пестрых птиц в золоченых клетках, все пошло как по маслу. Анна Леопольдовна ожидаемо лила слезы и горестно жаловалась на регента:
— Поверите ли, господин фельдмаршал, сей Бирон хочет выслать нас с мужем из России, а нашего сына оставить в Петербурге как залог своей безопасности… И, может быть, даже… — тут в голосе Анны Леопольдовны зазвучал неподдельный страх. — Он хочет убить ребенка, господин Миних!!
— Убить маленького императора? — ужаснулся Миних. — Едва ли это нужно регенту…
— Он сам грозился, что женит сына на цесаревне Елисавет, а дочь выдаст за Голштинского принца, сына второй дочери Петра Великого, и зачем ему тогда мой Иванушка? — сквозь слезы проговорила Анна.
— Цесаревна Елизавета никому не позволит делать из себя куклу. Если она когда-нибудь станет править, то не из-за спины регента, а самолично! Что до сына несчастной Анны Петровны, то Голштиния — не Россия, и едва ли мальчик окажется здесь слишком скоро, чтобы предстать перед алтарем, — резонно заметил генерал-фельдмаршал. — Вам, ваше высочество следует опасаться не этого, а первого варианта…
— Какого же, господин фельдмаршал?
— Того, о котором вы сами только что изволили говорить, — терпеливо пояснил Миних. — Бирон вышлет вас с мужем за границу, а маленького императора оставит при себе как заложника. Ребенок благополучно достигнет совершеннолетия, но без вас… А вы будете влачить тусклое существование в Брауншвейге, лишенная того, что принадлежит вам по праву!
— Как же быть?
— Есть только одно средство — избавиться от Бирона!
— Да, но как?
— Ночью… Маленькая шахматная партия по замене высоко забравшейся курляндской пешки подлинной королевой. Достаточно будет роты солдат, чтобы вышибить Бирона из дворца! Караульные нас пропустят, это уже моя забота… Мы ворвемся в спальню регента и арестуем его. А потом займемся его клевретами!
— Ночью? В спальню? Но это же… Подло! Как удар в спину!
Миних удивленно взглянул на Анну. Эта девчонка не понимала очевидных вещей! Или делала вид, что не понимает.
— А как же иначе, ваше высочество? Вы предлагаете мне вызвать регента на дуэль среди бела дня? Сие хорошо для романов, а в жизни… В жизни вам следует защищать себя и сына. Я предлагаю вам свою шпагу!
— Не шпагу… А скорее — кинжал, нацеленный в спину врага!
— Если и так? Что же? На войне все средства хороши!
Анна заговорила сбивчиво и волнуясь, а, главное, она как будто разговаривала сама с собой, а не с Минихом:
— Но я… Я хотела совсем иначе! Не как при тетке! Без ненависти, без предательства и крови! Видит Бог, я желала быть милосердной! И если за регентом придут ночью по моему приказу, то однажды так придут и за мной, я знаю… Измена порождает измену! Но я должна защитить сына! Боже мой, Господи, Царица Небесная, как же быть?
— Положитесь на меня, Ваше Высочество! Я все устрою… — прервал ее монолог Миних. — Но вы должны пообещать мне…
— Что? Все, что в моих силах…
— Если вы станете правительницей России, то я — вашим первым советником! И армия будет исключительно в моих руках.
— Да, — подтвердила Анна, тщетно пытаясь заставить замолчать собственную совесть. — Я обещаю… В самом деле, кто мне регент? Герцог Бирон всегда был моим врагом. Он вредил мне во мнении тетки. Может быть, он и отравил государыню! Ей было всего сорок семь лет! Кто знает, какую участь он готовит мне и сыну?