— Благодарю за совет, принцесса! Но чего же мне опасаться? Войска в руках моей семьи. Брат Густав подполковник лейб-гвардии Измайловского полка и генерал-аншеф. Да и Питер — конногвардеец, бравый смельчак, хоть и молод… Или вы поднимете против меня ваших преображенцев?
— Противу тебя, Бирошка, и дворни моей не подниму, незачем мне, — высокомерно сказала Елизавета и вырвала руку из прижимистой Бироновой длани. — Но есть еще Миних, а его ценят в войсках… И не полагайся на родню свою, они здесь чужаки, за ними никто не пойдет. Многие еще помнят казнь Волынского на Сытном рынке, как язык ему урезали да по частям тупым топором рубили! Твоих это рук дело, Бирон. Твою семью очень не любят, чтобы не сказать большего.
— Не я придумал для Волынского столь суровую казнь. — попытался оправдаться Бирон. — Это все варварские фантазии покойной государыни. Я бы удовольствовался его отстранением от дел. Но покойная Анна Иоанновна… Она любила бессмысленную жестокость.
— Люта была покойница, не к ночи будь помянута! — легко согласилась Елизавета. — Но о мертвых или хорошо, или ничего. В России, Бироша мой болезный, во всем винят не государей, а их приближенных. К тому же, ты — немец, лютеранин, а для наших сиволапых это все одно что колдун. Лютые пытки и казни припишут тебе за одно сие.
— Кто станет считаться с мнением черни?
— Это не чернь. Это народ. Русский народ. — убежденно сказала Елизавета. — И хоть я иноземка по матери, но хочу быть более русской, чем сами русские. Иначе — невозможно выжить и править в России. Подумай о моих словах на досуге… Коли только будет у тебя досуг!
Бирон покидал Смольный Дом в недоумении и замешательстве. Смутное подозрение как змея шевелилось в его душе. Он догадывался, что Елизавета переиграет всех: и его, и Миниха, и Анну Леопольдовну. И, может быть, это случится очень скоро. Слишком умна, проницательна, хитра и азартна эта бубновая дама! Но регент не привык отступать: или все, или ничего! Он рассчитывал получить все, даже если это обернется ничем.
Елизавета же, как только уехал Бирон, вызвала к себе Жана-Рене Лестока, личного лекаря и главного советника. Впрочем, «вызвала» — слишком внушительное слово для тесного Смольного дома, где все жили друг у друга на виду, — и цесаревна, и ее маленький двор. Елизавета знала наверняка, что все время ее разговора с регентом Лесток был где-то рядом: может быть, даже подслушивал под дверями. Пришел лекарь даже слишком быстро. Что называется — по вызову явился…
— Что ты думаешь о сем визите, Иван Иванович? — спросила цесаревна.
— Регент явился к вам на поклон, — лукаво улыбаясь, ответил лекарь. — Он боится и вас, и Миниха — и сам не знает, кого больше. Ваш час настал, Елисавет Петровна! Вы очень скоро займете престол своего отца, особенно если не будете столь часто отягчать желудок чревоугодием и примете слабительный отвар сенны!
— Утомил ты со своей сенной… Но есть маленький император, — задумчиво протянула Елизавета. — Перешагнуть через младенца? Сие грешно и по божеским, и по людским законам!
— Сделайте его своим наследником — чего проще?! И совесть не будет мучить. А коли будет, цесаревна, я пропишу вам отменный клистир — и вас послабит!
— Себе клистир вставь… Моим наследником может быть только Карл Петер Ульрих Гольштинский, сын моей сестры Анны… Сам знаешь, его портрет висит у меня в кабинете!
— Тогда отправьте Иоанна Антоновича и его родителей за границу, что может быть легче? Но об этом еще рано думать… Пока вы еще не заняли трон своего отца!
— Я подожду пока пауки съедят друг друга. Пусть Миних свергнет Бирона, а после…
— А после? — в тон ей хитровато спросил Лесток.
— Мы свергнем Миниха. Анна Леопольдовна и ее младенец — не помеха. Главное — убрать Бирона и Миниха. Пусть пауки съедят друг друга…
— Вы — подлинная императрица России! Вы — и никто другой, моя государыня! Желаете, я сварю вам по этому поводу отменный печеночный декокт? Меня он всегда спасает после этих варварских яств!
И французский лекарь, поморщившись, проглотил рюмку водки и заел морковным пирогом. Потом подумал, и выпил еще одну рюмку, но закусывать более не стал. Как говорится, «живя в Риме, учишься быть римлянином». Русские обыгрывают эту древнюю поговорку со свойственным им грубым красноречием: с волками жить — по-волчьи выть! И морковному пирогу обрадуешься! Тут Лесток выпил третью рюмку и потянулся налить четвертую, но цесаревна выгнала его вон.
Часть пятая
Сотрясение престола