Глава 1
Ночь гвардии
Ночь с 8-го на 9-е ноября года от Рождества Христова 1740-го выдалась холодная, на улицах уже лежал снег, а с Невы дул пронизывающий ветер. В кордегардии Зимнего дворца, где засели посвященные в замыслы генерал-фельдмаршала Миниха офицеры, чтобы держать окончательный совет перед выступлением, было, конечно, теплее, чем на улице, но все равно не жарко. Дрова были дороги, казна — считана, деньги — раскрадены, и потому топилось караульное помещение крайне скупо. Офицеры зябко кутались в собственные плащи и форменные епанчи. Чтобы согреться, все курили трубки и прихлебывали из манерок стылую казенную водку. Только что фельдмаршал Миних призвал лейб-гвардию арестовать Эрнста Иоганна Бирона, дабы защитить принцессу Анну и ее венценосного малютку-сына от грубых и жестоких притеснений регента.
— Измайловцы-молодцы, орлы-преображенцы! Выступайте скорым маршем к Зимнему дворцу, свершайте, что должно, и спасайте маленького императора и его несчастную мать от подлого узурпатора! — распинался Миних, — А поведу вас на Бирона я, ваш старый фельдмаршал, старшего же адъютанта моего, Манштейна, слушайтесь во всем, как меня!
Слов было много, слова были громоздки, но легковесны. Бирона все здесь ненавидели, и избавиться от него было потаенным и давним желанием многих. Но в последний решающий час в людях вдруг проснулось сомнение. Гвардейцы не вовремя вспомнили о законе, сулившем страшную кару за мятеж, и начали робеть. Все-таки регент, а не пес приблудный, сколько лет крутил-вертел Россией, как хотел! Силен Бирон. Боязно! Офицеры и солдаты зароптали и потребовали Анну Леопольдовну.
— Пущай, Богдан Христофорыч, матка царева сама скажет, чем малютку царя Бирошка сей обидел!
— Верно! А пусть она сама придет! Пусть сама прикажет!
— Зови Анну собственной персоной!
Миних понял, что в этот зыбкий момент вся его блестящая диспозиция грозила обернуться провалом. Кричать, угрожать, приказывать было бесполезно. Нет в воинском артикуле такого приказа — к государственному перевороту. Успех его предприятия, оказавшегося на деле скверно сплетенной авантюрой, зависел теперь от слабой и трепетной женщины — матери коронованного крошки. Найдет ли она в своей слабой груди слова, чтобы увлечь солдат на штурм власти державного временщика?
— Ея высочество скоро выйдет к вам! — кротко заверил гвардейцев Миних и скорым шагом отправился в покои Анны. Убегало бесценное время! Медлить было нельзя. Задуманное надо было свершать сейчас, пока караул у Зимнего дворца держат верные ему преображенцы. Через несколько часов на стражу дворца заступали семеновцы, а пойдет ли Семеновский полк против Бирона — Миних не знал наверняка.
Генерал-фельдмаршал так по-медвежьи торопился и еще по одному вескому резону. Верные люди донесли ему: завтра утром, 9 ноября, Бирон осуществит контрудар. Герцог отправит в отставку (или еще того хуже, в Сибирь!) неугодных ему людей из бывшего окружения Анны Иоанновны. Его, Миниха, в первую голову, а еще — Остермана, чтобы не мешался под ногами со своей лживой подагрой. Говорили еще: Анну Леопольдовну с Антоном-Ульрихом курляндский выскочка вышлет за границу, а маленького императора оставит при себе в качестве заложника. Теперь генерал-фельдмаршал собирался сообщить об этом Анне Леопольдовне, чтобы еще больше застращать девчонку.
Дело, еще не начавшись, все более принимало нежелательный оборот, и Миних уже отнюдь не был уверен в исходе. В большой политике всегда так — или трон, или дыба! Или ты — или тебя… Игра на опережение: главное — успеть первым!
Совсем недавно Миних присутствовал на позднем ужине у Бирона. Пожаловал к регенту вместе с женой, графиней Барбарой-Элеонорой. Та учтиво беседовала с госпожой Бенигной Бирон, а Миних бестрепетно смотрел в глаза регенту и забалтывал его разными приятными пустяками. Каково это — смотреть в глаза человеку, которого ты собираешься погубить сегодня ночью? Смотреть и улыбаться? Миних смотрел и улыбался — и не чувствовал никаких уколов совести. Наоборот, боковым зрением военного инженера, взором старого солдата, привыкшим разом охватывать поле баталии, он тщательно изучал расположение покоев резиденции регента. Где же та самая заветная спаленка, в которую он со своими молодцами вскоре пожалует, как пылкий любовник к аманте[52]!
В самом деле, чего стыдиться? Может быть, он, Миних, и Каин, но и Бирона Авелем не назовешь! Хорош Авель — руки по локоть в крови, ногти своим жертвам приказывал вырывать! О Бироновой «подноготной» в невской столице хорошо знали и шепотом рассказывали друг другу об этом новомодном способе пытки! Сам ли это Бирон придумал — или покойная Анна Иоанновна его научила, или задолго до них измыслили сию забаву мастера дознания, Миних не знал, да и не хотел знать. Главное в том, что они с Бироном оба — Каины, и схватились не на жизнь, а на смерть.