— Дети мои! Подданные моего сына! Спасите своего императора и Отечество. Россия взывает к вам! Регент намеревается убить маленького императора и возложить его корону на свою преступную голову…
— Прекрасно! — пробормотал Миних. — Она не так робка и проста, как кажется. Вовремя вспомнила про Россию!
— Идите и свершите справедливость, но не мятеж! — продолжала Анна. — Арестуйте коварного злодея Бирона! Я приказываю вам! Ради Отечества и императора! Виват, Иоанн Третий!
— Виват, Анна Леопольдовна! — восторженно крикнул один из молодых офицеров, смотревший на одухотворенную черноволосую красавицу с внезапным обожанием.
— Виват!! Умрем за тебя, раскрасавица! На погибель Бирошке!!! — наперебой заорали уже не совсем трезвые офицеры. Робеть на глазах красивой молодой женщины (и даже двух) им было совестно.
Солдаты поддержали их нестройным, но одобрительным гулом. Образ юной прекрасной матери, призывающей их защитить малого ребенка, глубоко тронул их грубые сердца… Ведь это и было солдатское ремесло — защищать!
— Благословите на подвиг, ваше высочество, матушка наша! Разрешите к ручке приложиться! — слезно попросил кто-то из солдат.
— Благословляю вас, дети мои! — прочувствованно произнесла Анна и протянула измайловцам и преображенцам руку для поцелуя.
Они подходили, склоняли колени, прикладывались к этой руке, словно к полковой святыне. Анна крестила уходивших в неизвестность, возможно, на гибель, мужчин. В эту минуту она действительно жалела их всей душой и видела в них, таких неотесанных, пахших потом и табаком, своих братьев.
Последним к ней подошел старший адъютант Миниха фон Манштейн. Он был могуч и некрасив широким красным лицом, словно дикий вепрь, однако предельно вежлив и политичен. Щелкнув каблуками ботфорт и звякнув шпорами, он деликатно поднес покрытую солдатскими поцелуями ручку к своим пышным усам, как придворный щеголь.
— Удачи вам, друг мой! — сказала Анна. — Пусть благоволит к нам Господь. Ради моего сына…
— Тут главное, ваше высочество, как в любви, найти нужную дверь, — Манштейн счел возможным подбодрить даму шуткой. — Будет дверь, будет и Фортуна!
— О чем вы, сударь?
Манштейн ничего не ответил. Он поклонился, несколько вычурно, ниже, чем следовало, нарочито метя нечистый пол плюмажем своей шляпы, набросил плащ и вышел.
Вслед за ним вышел и генерал-фельдмаршал Миних. Этот не поклонился и даже не обернулся.
Анна и Юлиана остались одни в кордегардии. Юлиана сейчас безумно, яростно, до остервенения жалела о том, что не родилась мужчиной. Ей бы шагать сейчас вместе с гвардейцами, бряцая шпагой, навстречу славе и Фортуне… А, была ни была! Как же метки все-таки эти русские выражения…
— Ступай к себе, я кликну горничных, чтоб проводили тебя, — бросила Юлиана Анне почти пренебрежительно и кинулась вон следом за мужчинами.
— Куда же ты, Юленька? — воскликнула ей вслед Анна.
— По пути долга… Не бойся! Утром под твоими окнами будут кричать: «Виват, регентина Анна!».
Анна в отчаянии заломила руки, чувствуя, что удержать при себе подругу не удастся, и почти физически ощущая, как одиноко и страшно будет без нее…
— Юленька, вели хотя бы перенести Иванушку ко мне! В детской ему сейчас небезопасно…
— Хорошо, я распоряжусь… Мимоходом!
Юлиана бежала по Милионной вслед за шедшим скорым шагом отрядом Манштейна. Не много же паладинов поднял на всесильного регента генерал-фельдмаршал — человек сто, может, немногим больше… Юлиана догнала их легко, как удобно и хорошо ей было бежать в мужском платье! Только шпагу придерживала, чтобы не билась в ногах. Улица была пуста: один холодный, пронизывающий ветер с Невы летел рядом с гвардейцами. Наглый, резкий, дерзкий ветер… Ветер переворота. Такие ветры нынче в моде!
Манштейн заметил Юлиану, обернулся, спросил изумленно:
— Зачем вы здесь, сударыня?
— Чтобы видеть все, что случится, и первой рассказать принцессе!
— А вы не боитесь ввязываться в мужскую драку? — спросил адъютант.
— Я училась фехтовать, — ответила фрейлина, — Я удержу шпагу в руке, если понадобится.
— Не понадобится, я надеюсь, — отрезал Манштейн. — Об этом позаботится сам фельдмаршал Миних!
— А где он? — поинтересовалась Юлиана.
— Поехал верхами к воротам Летнего сада. Его пропустят — он накануне утром и вечером был у Бирона. А вслед за ним и мы войдем беспрепятственно. Ступайте, госпожа Менгден, подстройтесь к последней шеренге! Разрешаю вам идти не в ногу…