Теперь его Анхен, эта нежная девочка, трепетавшая перед своей грозной теткой и ее Бироном, такая возвышенная, такая чувствительная, роется в чужих вещах с ловкостью мародерши… От усердия иногда она сбивается и колет пальцы серебряными ножничками, и тогда кусает губы и хмурит брови. Да, слишком многое изменилось, пока его не было в России, и, прежде всего, изменилась сама Анна.
Где теперь то далекое и в то же время удивительно близкое время, когда воспитательница принцессы, мадам Адеркас, устраивала им тайные свидания? Впрочем, вздыхать не о чем. Линар тогда вел тонкую дипломатическую игру — в интересах своей Саксонии и еще полдюжины европейских монархий, плативших ему, но прежде всего во имя и славу самого Морица Линара. Порой эта несчастная девушка трогала его сердце, пронимала до странной, щемящей нежности — сирота, подвластная своей жестокой тетке… Теперь изменилось только одно — нет той нежности. Игра же должна быть продолжена.
Прежде разыграться в полную силу Линару помешала царица Анна Иоанновна. Лютая, страшная, она тоже была, как и многие в России, исковерканным, изуродованным внутренне существом, жертвой, и при обладании беспощадной властью это делало ее еще опаснее. Почти все в этой жестокой и странной стране были и жертвами, и палачами. Линар знал, что Анна Иоанновна не даст ему играть со своей племянницей в бесконечную любовную игру с амурными посланиями и надушенными букетиками. Однажды все сорвется — и придется уносить ноги из России. Но принцесса, если она придет к власти, вспомнит о нем. Она ожидаемо вспомнила и пригласила его в Петербург, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, в каком отчаянном положении находится Анна.
Фельдмаршал Миних сбросил Бирона с шахматной доски власти, но Анна не удовлетворила буйный аппетит победителя. Миних не стал генералиссимусом, и, стало быть, он — ее враг или скоро превратится в такового. А в спину дышит принцесса Елизавета, пожалуй, самый опасный игрок, потому что она — любимица гвардии!
В покоях Анны, как прежде, без умолку трещали птицы: попугай, египетский голубь, скворец и два соловья. Аннушка любит птиц, но сейчас ей, видимо, не до них, иначе она бы заметила, как попугай передразнивает ее любимую Юлиану: «Аннушка, дрр-ужочек мой…».. Нет, заметила, смеется и с милой непосредственностью шутливо бросает в госпожу Менгден пригоршню рубиновых пуговиц с камзола павшего. Взгляд правительницы случайно упал на вошедшего, и, узнав Морица Линара, она на мгновение застыла с недоговоренным словом на полуоткрытых устах.
Линар церемониально поклонился обеим дамам. Но принцесса уже сорвалась с места, отбросила в сторону ворох распоротых камзолов, и, издав совершенно неполитичный визг женского восторга, бросилась к нему на шею, словно подружка мародера на смазливого субалтрна. Что творится с нравами дам в этой северной столице?! Странная фрейлина при виде этого восторга чувств тоже недовольно поморщилась, но, очевидно, по иной причине.
— Мориц, любовь моя, ты снова со мной! — задыхаясь от счастья пролепетала Анна, едва оторвавшись от страстных поцелуев, которыми она покрыла лицо своего ветренного любовника.
— С нами! — едко заметила Юлиана.
— Только не с вами, фрейлин Менгден, — как будто шутливо, но несокрушимо отрезал Линар, и обратился к своей аманте с подчеркнутой официальность:
— Ваше высочество, принцесса Анна, могу ли я поговорить с вами наедине?
Анна одернула сбившееся платье, ответила не менее церемониальным реверансом:
— Охотно приму вас, господин граф!
Небрежно обернувшись к Юлиане, она сделала повелительный жест в сторону двери. Та недовольно фыркнула и скорчила обиженную гримаску, но подчинилась незамедлительно. Похоже, и с главенством в этой милой дамской парочке тоже произошел маленький переворот, и Юлий Цезарь в юбке теперь на побегушках у маленькой Анхен!
Наконец они вдвоем. Анна счастлива, но даже радостное томление влюбленного сердца не в силах скрыть, что душа правительницы встревожена, неспокойна. И граф прекрасно понимает — есть отчего!
Линар нежно целует ее исколотые ножничками пальцы.