— Анна, мон амур, я застал тебя за очень странным занятием… Удивляюсь, что ты не поручила его слугам. Самой спарывать золотые галуны с чьих-то старых кафтанов! Занятие — не для правительницы России…
— На этих старых кафтанах столько золота, что хватит заплатить верным нам людям! Это же камзолы Бирона, его братьев и… несчастного сына его!
— Но зачем же самой стараться?!
— Никто не должен знать, что я собираю средства…
— Для чего?
Анна поднимается на цыпочки и шепчет на ухо Морицу:
— Для того, чтобы провозгласить себя императрицей!
— Императрицей? А как же твой сын?
— Иванушка придет к власти, когда станет взрослым. Но у меня так много врагов…
— Принцесса Елизавета?
— Говорят, адъютант фельдмаршала Миниха не так давно ходил к ней, — шепчет Анна, вместо слов любви. — Ах, Мориц, милый, если бы ты знал, в какой я опасности…
— Здесь нужно знать наверняка. Что значит — говорят? За твоей соперницей следят, я надеюсь? Ты обзавелась верным или хотя бы хорошо оплачиваемым тобою человеком в ее окружении?
— Мне докладывали, что — да.
— И что доносят из логова цесаревны?
— Что Елизавета отказалась от услуг фельдмаршала. Но это ничего не значит. Она может возглавить гвардию сама…
— Именно потому тебе так нужна поддержка военных… Было столь опрометчиво с твоей стороны сразу после… ммм… известных событий ошарашить Мишиха, обойдя его производством в генералиссимусы! И ради кого? Твой муж… Едва ли он годится в главнокомандующие!
— Я знаю, Мориц… И Юленька так говорит… Но я не могла поступить иначе! Миниху нельзя позволять забраться слишком высоко, иначе он расправит крылья и полетит еще выше… И он не обожжется, подобно Икару, а, наоборот, затмит нам солнце…
— Что же теперь?
— Теперь нам остается только один прожект, при воплощении которого ты и застал нас, Мориц. Мы обращаем имущество Биронов в звонкую монету. Если мне не по силам тягаться с цесаревной Елизаветой в сердцах наших бравых гвардейцев, я сделаю это в их карманах. Я смогу погасить долги по жалованию гвардии и щедро одарить ее деньгами, вплоть до последнего нестроевого. Этим-то золотым ключом я и затворю сердца наших всемогущих усачей от Елисавет! Ведь ей нечего им дать, кроме своих улыбок и этого гадкого пирога из моркови…
Тут Аннушка уставилась на обожаемого Морица с видом маленькой девочке, ждущей получить конфетку в награду за примерное поведение. Однако Линар, хоть и оценил интригу прожекта правительницы, не спешил хвалить его.
— Несомненно, Анхен, это сработало бы, если бы ты имела дело с германскими наемниками. Но здешние гвардейцы не таковы… Награду они, конечно, возьмут, не откажутся. Однако в решающий момент в них могут взыграть идеальные чувства, и улыбка Елизаветы покажется им ценнее твоего золота… Не забудь — они же русские!
Анна отмахнулась, не скрывая раздражения:
— Ах, оставь, солдаты везде одинаковы. И, мейн либер Мориц, я хочу немедля просить тебя участвовать в нашем прожекте, если я дорога тебе…
— Смотря в каком качестве, мон амур…
— Слушай, молчи и не возражай, мейн либер! Некоторые драгоценные камни из нашей добычи придется продать за границей. Мы отправим тебя с ними в Дрезден, столицу твоей Сакосонии, чтобы ты организовал нам выгодную сделку продажи!
— Но я едва приехал!
— Значит, тебе не придется распаковывать дорожных кофров, мейн либер. Ты поедешь, как только камни будут готовы к отправке. Я могу доверить сей драгоценный груз только тебе, своему самому верному, единственному другу!
Тут снова последовали объятия, поцелуи и даже слезы. «Не везет мне с Аннами в России, — думал Линар, механически изображая страсть. — То одна выперла меня до границы с драгунами, теперь другая отправляет назад с грузом драгоценностей… Придется опять объясняться перед курфюрстом, что я за посол такой, которого постоянно гоняют обратно… Однако стоит сначала посмотреть на камушки! Может, с ними можно будет забыть и о дипломатической карьере…».
— Ах, Мориц, ты мой преданный рыцарь, моя последняя надежда в этом злом, жестоком мире, — горячо шептала Анна, побуждая Линара к любовным ласкам, на его взгляд — весьма неловко. Ему вдруг стало стыдно. Одинокая, истомленная постоянным чувством опасности женщина вручает ему сокровище, с которым связывает свою последнюю надежду на спасение. Говорят, у графа Линара нет совести… Совести-то нет, конечно, но присвоить себе эти драгоценности он все равно постесняется. Он поедет в Дрезден, продаст их и сделает все, чтобы выручить за них ожидаемую Анной сумму. А уж если выгорит что-то сверху, тогда не грех будет пополнить на этой сделке и свои капитальцы! Анна ведь не знает цены бриллиантам, она привыкла носить их, а не торговать ими…